— Нет! — вновь прозвучал у него в памяти голос Джесс. — Не вздумай позволить ей съехать с Холма самой. А что, если она упадет и расшибется по-настоящему? Что, если она сломает ногу или разобьет голову… Господи Иисусе, Майкл, ты только посмотри, она еще совсем малышка. А что, если…
«А что, если ей будет весело, Джесс? Ты никогда не думала об этом?»
«Твоя мать никогда и ни во что не вмешивалась, — добавил другой голос. — Ты хочешь, чтобы твоя дочь выросла женщиной, которая боится высказать свое мнение? Если ты позволишь Джесс убить в Саре эту черту, она закончит тем, что выйдет за кого-нибудь наподобие твоего старика. Разве такой жизни ты хочешь для нее?»
— Папочка, Пола собирается подниматься наверх. Можно мне пойти с ней, пожаалуйстааа…
— Сара, посмотри на меня.
Она расслышала строгие нотки в его голосе и вскинула на него глаза.
— Ты поднимешься наверх вместе с Полой и съедешь вниз с ней же, поняла?
— Поняла.
— Что я сказал?
— Подняться наверх и съехать вниз вместе с Полой.
— Хорошо. Я останусь здесь и буду ждать тебя рядом с крестным, договорились?
Сара улыбнулась, обнажив кривые верхние зубки и две дырочки на месте нижних, — и эта ее улыбка вдруг резанула его по сердцу, и Майк отчего-то испугался. Она схватила веревку от санок и затопала по снегу, крича Поле, чтобы та подождала ее.
«Ты понимаешь, что наделал?»
Да. Он совершил худший из родительских грехов: встал на сторону ребенка. И знаете что? Оно того стоило. Настоящая жизнь, с ее подлыми ударами исподтишка и кучей дерьма, готового вылиться на вас, никуда не денется. А вот шесть лет — прошу прощения, шесть с половиной! — бывает только раз в жизни, и если ради этого ему какое-то время придется пожить в собачьей конуре, значит, так тому и быть.
Билл О'Мэлли стоял в гордом одиночестве, поодаль от остальных родителей, сбившихся в небольшие группки. Они негромко переговаривались и, как подметил Майк, го и дело бросали на Дикого Билла нервные взгляды. Ох уж этот Билл, говорили люди, многозначительно покачивая головами. Озорство и жизненная энергия так и прут из него. У него явно не все дома.
Все в городе знали историю, приключившуюся с Биллом, когда ему было двенадцать и он решил подвезти приятелей до школы, после чего стал бостонской знаменитостью в разделе, претендующем на остроумие, под названием «Самые идиотские поступки в исполнении детей». Но, пожалуй, именно фокус, который он выкинул в одном из футбольных матчей серии плей-офф, когда учился в выпускном классе, закрепил за ним репутацию больного на голову.
Футбольная команда средней школы Белхэма впервые пробилась в финальную часть турнира, и одним холодным и облачным ноябрьским днем весь город собрался на стадионе в Дэнверсе, чтобы посмотреть, как их ребята сыграют против богатеньких снобов из частной средней школы имени Святого Марка. Когда до конца игры оставалось тридцать секунд и сорок ярдов до зачета, судья свистнул неправильно, чем лишил Белхэм первого чемпионского титула. Билл врезался в рефери, опрокинул его на землю, прежде чем тренер успел вмешаться, сорвал с него небольшую накладку из искусственных волос и, держа ее высоко над головой, совершил круг почета по стадиону под восторженные крики болельщиков Белхэма.
— Когда ты вырастешь и женишься, надеюсь, у тебя родятся девочки-близняшки. Я очень хочу, чтобы они были похожи на тебя, — заявила сыну после игры отчаявшаяся Клара О'Мэлли.
Как раз этой весной, если верить УЗИ, у Билла должны были родиться девочки-близнецы — так, во всяком случае, говорила его жена Патти. Пола О'Мэлли была его старшей дочерью и лишь в возрасте восьми лет унаследовала жестокое чувство юмора, которым так славился ее папаша. На прошлой неделе ее в первый раз оставили после уроков для разбирательства, когда выяснилось, что она принесла в школу подушку-пердушку и подложила ее учительнице на стул.
Билл заметил знакомый розовый комбинезон, карабкающийся на гору вместе с его дочерью, и повернулся как раз в тот момент, когда к нему подошел Майк. С нижней губы Билла свисала струйка слюны с жевательным табаком пополам, а на глаза была низко надвинута черная бейсболка «Харлей Дэвидсон». В мочках ушей покачивались маленькие золотые сережки.
Билл подался к нему и прошептал:
— Нет, серьезно, Джесс не ревнует, когда ты надеваешь ее куртку?
Куртка, о которой шла речь, рождественский подарок Сары, была сшита из черной шерсти и кашемира. Впрочем, самым важным было то, что она все еще оставалась чистой и новой, — в отличие от выцветшей голубой куртки самого Билла с эмблемой «Пэтриотс», которая досталась ему еще в начале восьмидесятых. Но Билл наотрез отказывался расставаться со старой и потрепанной одежкой с надорванным карманом до тех пор, пока «Пэтриотс» не выиграют Суперкубок Лиги.
— А что тебе в ней не нравится?
— Ничего, — отозвался Билл. — В этом году такие носят все самые красивые девчонки.
Майк, не сводя глаз с Сары, которая вместе с Полой, пыхтя и отдуваясь, карабкалась вверх по склону, достал из кармана пачку «Мальборо».
— Я так понимаю, ты столкнулся с Джесс.
— Угу. Она сказала мне, что санки под запретом. Рад, что она передумала.
— Или один из нас, — заметил Майк.
Билл сплюнул в пустой стаканчик из-под кофе «Данкин Донатс» и промолчал. И Майку вдруг страшно захотелось выговориться.
«Я так больше не могу, Билл. Я устал жить с закрытой морской раковиной. Я устал жить с женщиной, которая панически боится жизни и которая превратила меня в пленника в моем собственном доме. Я устал сражаться за простые вещи — например, за то, чтобы отвести свою шестилетнюю дочь покататься на санках с горы. Я устал и не хочу жить так дальше!»
Мысль об этом не казалась ему дикой. Вот уже целый год она то и дело приходила ему в голову, а в последнее время задерживалась там все чаще. Сидя за рулем или занимаясь какой-нибудь рутинной работой, например расчищая снег, Майк задумывался о том, чтобы уйти. Какая-то часть его радовалась открывающимся возможностям — новой жизни, что ждала его, новой жизни без барьеров и заборов.
Майк посмотрел направо, на шоссе Ист-Дунстейбл, вдоль обочин которого выстроились в ряд автомобили, и увидел такси, медленно ползущее на запад, к перекрестку с автострадой № 1. Майк представил себе мать, спокойно сидящую на заднем сиденье, упаковавшую в чемодан двенадцать лет своего замужества, и то, как водитель спрашивает у нее: «Куда едем? На север или на юг?» И впервые в жизни мать сама принимает решение, а мужчина выполняет его. Интересно, когда она назвала направление, смолк ли беззвучный вопль, звучавший у нее в голове?
К ним подлетели надувные санки Полы.
— А где малышка? — спросил Билл.
— Там, наверху, Джимми МакДональд сталкивает всех вниз, — ответила Пола.
Джимми МакДональд был, предположительно, младшим сыном Бобби МакДональда. Почему предположительно? Потому что Бобби Мак любил приударить за дамочками, имевшими неосторожность забрести на Холм, и славился обилием незаконных отпрысков.