— Ты присутствовал при родах жены? — спрашивает она.
— Да.
Лоуэлл смотрит отсутствующим взглядом, подбирая в уме слова, чтобы поточнее выразить мысли.
— Мне представляется это так — надрывно, прекрасно и отвратительно. — Греттен наклоняется к нему близко-близко, дышит ему в щеку и тихонько говорит на ухо: — Только не думай, что это произошло само по себе. В основе всего химия. Я бы сразу почувствовала. — Уху щекотно от дыхания Греттен, ее пальцы стискивают его ладонь. — Физическая связь. Искра смерти. — Она оборачивается и смотрит на его руку, по-прежнему перехваченную ремнем в запястье. — Как они хотели этого. Я выхватывала их из Вселенной. Распоряжалась их жизнями. Меня поражает, как это люди просыпаются утром, идут на работу и возвращаются домой, никого не убив за весь день! Мне жаль их, потому что они не живут. Они так и не узнают, что значит поистине ощущать себя человеком.
— Зачем ты ввязала тех мужчин?
Греттен смотрит кокетливо.
— Для разнообразия. Мне нравилось наблюдать, как мои любовники убивают ради меня.
— И вдобавок ты укрепляла свою власть над ними.
— Ага!
Арчи покосился на лежащий внизу труп. С высокой кровати головы не видно, только руку, и с течением времени он наблюдал, как кожа на ней темнеет, вздувается, пока кисть не потеряла привычные очертания и не стала похожей на птичью тушку.
— Как зовут того, что на полу?
Греттен безучастно смотрит на труп.
— Дэниел. Я нашла его по Интернету.
— Почему ты убила его?
— За ненадобностью. — Она легонько водит пальцем по коже на предплечье Шеридана. — У меня появился ты. Он ничто по сравнению с тобой. Ты особенный, милый. Неужели тебе самому не ясно?
— Двухсотый по счету. Круглая цифра.
— Не только это.
Кажется, он начинает прозревать. Чем больше удаляется от Шеридана его прежняя жизнь, тем понятнее ему становится Лоуэлл. Интересно, у нее это врожденное или приобретенное?
— Греттен, кто заставлял тебя пить чистящую жидкость?
Она смеется, но ее веселость неубедительна.
— А если я скажу — отец, тебя устроит?
— Я напоминаю его?
Греттен чуть вздрагивает, или ему чудится?
— Да.
— Кончай это, — говорит Арчи без надежды на успех. — Позвони в «Службу спасения».
Она отрицательно покачала ладонью в воздухе.
— Я делаю это не потому, что такая же, как мой отец. Я не злая.
— Знаю. Тебе нужна помощь.
Греттен берет с поддона скальпель с запекшейся на нем кровью Шеридана, приставляет к его груди и начинает вырезать. Арчи почти не чувствует этого — лезвие острое и бороздку прорезает неглубокую. Он смотрит, как под скальпелем расходится его и без того искромсанная кожа, выступает кровь, задерживается на мгновение, свертываясь на воздухе, и тут же безудержно выплескивается из разреза ярко-красным потоком. Это ощущение пересиливает сейчас все остальные: кровь стекает по бокам и собирается в лужу под спиной на пропитанной его же потом серой простыне. Арчи смотрит на то, как Лоуэлл сосредоточенно морщит маленький лоб, как царапает по его живой плоти.
— Вот, — наконец произносит Греттен удовлетворенно. — Это сердце.
— Для кого оно? Я думал, мы зароем тело. Оставим их в мучительном неведении.
— Это сердце для тебя, — радостно объявляет психопатка. — Для тебя, милый. Это мое сердце. — Погрустнев, она опускает взгляд на его распухший живот. — В нем, конечно, тоже начнется воспаление. Это все Дэниел виноват. Из-за его трупа нарушена стерильность. А у меня нет нормальных антибиотиков против стафилококковой инфекции. Те, что я ввожу, только замедляют ее развитие, но они слишком слабые, чтобы убить микробов.
Арчи улыбается.
— Беспокоишься обо мне?
Она кивает.
— Тебе нельзя сдаваться. Борись за свою жизнь.
— Чтобы ты могла убить меня жидкостью для прочистки труб?
— Да.
— Сумасшедшая.
— Я не сумасшедшая, — с безумным упрямством возражает Лоуэлл тонким голоском. — Я очень здравомыслящая. А если ты, милый, умрешь раньше положенного, убью твоих детей! И Бена, и Сару. — Греттен назидательно поднимает вверх скальпель. — Бен ходит в детский сад начальной школы Кларка. Его я изрежу на кусочки. Ты сделаешь так, как я скажу. Будешь жить столько, сколько велю. Понятно?
Он кивает.
— Отвечай!
— Да.
— Я не злая, — говорит Греттен, смягчаясь. — Просто беспокоюсь.
— Понимаю, — поддакивает Арчи.
— Спрашивай меня, о чем хочешь. Расскажу тебе об убийствах все, без утайки.
В желудке и горле пульсирует боль. Каждое глотательное движение будто ножом по горлу.
— Мне уже ничего не надо, Греттен.
У нее дрогнули губы. Она выглядит чуть ли не обиженной.
— Ты начальник опергруппы! Просто обязан взять у меня признательные показания!
Арчи смотрит не на нее, а в потолок — на трубы, провода, флуоресцентные светильники.
— Я занят борьбой со своей стафилококковой инфекцией.
— Хочешь посмотреть новости? Принесу телевизор сверху!
— Нет, — отказывается Шеридан, ужасаясь при мысли увидеть по новостям Дебби в роли вдовы.
— Ну перестань! Сегодня показывают репортаж с твоей панихиды. Это тебя взбодрит.
— Нет. — Его сознание ищет, чем бы ее отвлечь. — Дай мне выпить чистящую жидкость. — И умоляюще смотрит на нее без всякого притворства. — Пожалуйста! — Он очень устал. — Я хочу.
— Что ты хочешь? — Греттен довольно улыбается.
— Хочу выпить чистящую жидкость, — отчетливо произносит Арчи. — Дай мне ее с ложечки.
Греттен встает и занимается приготовлениями, тихонько напевая что-то себе под нос. Пленник отделен от всего происходящего кодеиновым туманом и будто наблюдает за ней через зеркало заднего вида. Подходит Греттен, и они повторяют вчерашнюю процедуру. Сегодня боль намного сильнее, и Шеридана тошнит на кровать.
— Это кровь, — удовлетворенно замечает Греттен. — Отрава разъедает пищевод.
Вот и хорошо, думает Арчи. Хорошо.
Он умирает. Лоуэлл поставила ему морфийную капельницу, потому что глотать таблетки у него уже не получается. Шеридан кашляет кровью. Греттен практически неотлучно находится возле его кровати. Она просто сидит с белым полотенцем в руках, вытирая им кровь во время приступов кашля и текущую изо рта слюну, которую пленник не в состоянии сглотнуть. Арчи ощущает запах трупа и слышит голос мучительницы. Это все. Других ощущений нет. Ни боли, ни вкуса. Поле зрения сузилось до нескольких футов прямо перед глазами. Он может понять, когда Лоуэлл касается его, различить ее белокурые волосы, пальцы, открытое предплечье. Но аромат сирени исчез.