К двенадцати годам девочку впервые стало тяготить то, что она дурнушка. Ее четырнадцатилетние одноклассницы на глазах превращались в девушек, округлялись, хорошели, а некоторые из них уже целовались с мальчиками на теплых скамейках под ветвистыми яблоневыми деревьями.
– Тебе нравится Колька Круту? – спросила Лику однажды на перемене ее подружка Таисия, подмигивая своим товаркам, окружившим девочку со всех сторон. – Признайся!
Лика смутилась. Коля ей нравился уже давно, но он был ей не чета – красивый, сильный, надменный и уверенный в себе. Говорили, что он назначает свидания девчонкам на старой, заброшенной швейной фабрике, где у него в самой дальней комнатушке припасен линялый матрац.
– Хочешь, он придет к тебе на свидание? – не унималась Таисия. – Я могу устроить.
– На свидание? – переспросила Лика, чувствуя, как у нее заколотилось сердце. – Девочки, вы шутите, да?
– Мы совершенно серьезно! – фыркнула Таисия. – Он давно по тебе сохнет, ты разве не знала? Сегодня, на старой фабрике, ровно в семь! Я обо всем позабочусь. Ты же подруга мне.
И Лика пришла. Она видела, как после уроков Таисия отвела Кольку в сторонку и о чем-то долго шепталась с ним, прыская в кулак и тряся белокурыми локонами. Что-то тревожное и гадливое шевельнулось в сердце девочки. Но она отправилась на свидание…
Колька действительно ждал ее, пристроившись на грязном подоконнике и смоля сигаретку. Матрац лежал на полу. Лика покосилась на него с опаской.
– Привет, – сказала она преувеличенно бодро.
– Пришла? – скорее удивленно, чем обрадованно протянул Колька.
Он протолкнул окурок в щербинку пыльного оконного стекла, вытер ладони носовым платком и вдруг, неловко ухватив Лику за руку, сел на матрац. Потеряв равновесие, девочка упала на колени, и Колька проворно подтянул ее к себе.
– Пришла? – хрипло повторил он, дыша ей в лицо табаком, и вдруг больно ущипнул за то место, где обычно у девочек постарше уже округляется грудь.
– Ты что? – взвизгнула Лика и сделала попытку встать. – Пусти!
– Сама же пришла, – развязно ответил Колька и неожиданно повалил ее на матрац.
Лика задергалась, но мальчик держал ее крепко, навалившись сверху всем телом.
– Пусти, дурак! – закричала она, но ее голосок потонул в душных складках Колькиной рубашки.
Он без церемоний задрал ей юбку и юркнул рукой в трусики. Лика завизжала, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание от страха и унижения. Она задыхалась от дурно пахнущей рубашки и отчаянно колотила ладошкой по застывшему в глухом равнодушии матрацу.
Неожиданно Колька отпрянул так, словно увидел змею. Он с отвращением подставил ладонь под жалкий луч заходящего солнца, процеженный сквозь пыльное оконное стекло, и скривился:
– Что это? Ты мне испачкала руку! Какая гадость!
Захлебываясь рыданиями, Лика вскочила, на ходу поправляя юбку, и бросилась вон. За фанерной перегородкой что-то зашуршало, и в гулкую тишину пустующей фабрики просыпался многоголосый смех Таисии и ее притаившихся подружек.
– У нее первая менструация!
– Чучело! – закричал Колька из окна вслед убегающей девочке. – Что ты о себе возомнила? Кому ты нужна, грязнуля?!У самого подъезда своего дома Лика столкнулась со старшим братом Иваном.
– Что с тобой? – испуганно спросил он, ухватив сестру за дрожащие худые плечи и вглядываясь в ее зареванное лицо. – Кто тебя обидел?
И тут у Лики началась истерика.
– Я уродка! – кричала она, сползая коленками в придорожную грязь. – Я страшилище! Я никому не нужна!.. Меня… Меня… Мне плохо…
Брат подхватил ее и отнес на руках домой.
– Послушай меня, – сказал он стальным голосом, когда Лика, все еще вздрагивая от беззвучных рыданий, допивала молоко из большой керамической кружки. – Ты – женщина. Красивая и самая лучшая. Никогда об этом не забывай. А тот, кто пытается тебя обидеть или задеть твою честь, всегда будет наказан, запомни это. Всегда! Для этого у тебя есть брат. Но когда меня не будет и когда не будет никого, кто бы мог тебя защитить, тебе придется это делать самой.На следующий день Колька Круту попал в больницу с переломом ключицы и выбитыми передними зубами. А еще через день в квартире Бесарабов появился участковый.
– Пойдем со мной, парень, – кивнул он Ивану и вздохнул: – Сам себе жизнь исковеркал.
Лика на всю жизнь запомнила тот жуткий, дождливый вечер. Брат взял ее за плечи и, глядя в глаза, повторил тихо:
– Ты – женщина. Никогда об этом не забывай, сестренка…
Ему дали два года.
Выйдя на свободу, Иван опять получил срок. И опять… И опять…
Участковый оказался прав. Ликин брат исковеркал свою жизнь, но ни тогда, ни потом никто не слышал от него слов раскаяния или упреков.
– Ты – женщина, – повторял он, прижимая к себе сестру. – Красивая и самая лучшая.
В 1992 году жизнь Ивана оборвал румынский снайпер. Говорили, что это была красивая женщина. Она никому не мстила и ни от кого не защищала свою честь. Она просто была снайпером.В пятнадцать лет Лика блестяще закончила десятый класс, и перед ее большой семьей встал вопрос: что дальше?
Отец вздохнул, провел огромной, жилистой ручищей по сухому лицу, словно снимая с него паутину усталости, и сказал тихо:
– Ехай в Кишинев, лакрима . Науки тебе даются. Учись…
Тем же летом девочка поступила в университет. Она шагнула во взрослую жизнь, еще даже не имея паспорта, – угловато, неловко и в то же время отчаянно смело.
Чудо случилось вдруг, как по мановению волшебной палочки. Оно не подползало издалека и не напоминало мучительное, до боли в глазах, наблюдение за минутной стрелкой настенных часов. Оно обрушилось на голову семнадцатилетней студентки второго курса Лики Бесараб нежданным солнечным ливнем. Единственное, что она не успела сделать, это запомнить дату. Может быть, это была середина января, а может, и начало мая…
Девушка проснулась красавицей. От нее невозможно было отвести глаз. Высокая, стройная, с тонкой талией и аппетитной, упругой грудью, она стояла перед зеркалом и восхищенно наблюдала рождение лебедя. Распрямились противные кудряшки и пролились на плечи волнами блестящих темных волос. Глаза стали огромными и вспыхнули жаркими солнцами из-под длиннющих ресниц. Чуть-чуть выступающий вперед подбородок теперь не только не портил свою хозяйку, а, наоборот, придавал ей вид царской неприступности и своенравности.
– Королевишна! – ахали сокурсницы. – Владычица морская!
А парни улыбались. Игриво или мечтательно.На третьем курсе у нее появился Антон. Тоже студент и тоже из другого города. Его дом, правда, был ближе к Кишиневу, чем дом Лики, – в Бендерах.
Он ухаживал долго и красиво. Лике нравилось его терпение. Они бродили по душистым аллеям старого кишиневского парка, ездили на Днестр кататься на юрких лодочках, ели мороженое в молодежном кафе и танцевали в студенческом клубе под дрожащими огнями светомузыки.