«Сам, так сам»… — согласились коллеги.
Калмычков не мог сказать, что испытывает какие-то чувства к Инне Михайловне. Просто провел разработку. Работа такая. Но уважения она заслуживает. Хватит с нее обманов. Надо расстаться честно.
Полдня он «рожал» отчет о проведенной операции. Вроде бы все просто и ясно — случайность. Никто не планировал копать под министерство. Сработала специфика восприятия населением телевизионной информации. Ну и ладушки! Все хорошо.
Если не считать двести тридцать три трупа.
Бершадский понесся с отчетом наверх. Не довелось раскрыть злодейский заговор. Может, и к лучшему? Проблем с его разоблачением не оберешься. Врагов наживешь. Нулевой результат — тоже результат!
Пустельгин оседлал любимого конька:
— Все, Николай Иванович, следующий раз на дело пойду я! А то — все бабы Калмычкову, нам с Лиходедом только бумажки и генеральские разносы.
Бершадский вернулся через час. Довольный, как лейтенант, которого похвалили за вычищенные шефу ботинки.
— Хвалил вас министр, оболтусов! Хорошо, говорит, поработали. Благодарность всем!
— А вам что, товарищ генерал? — встрял Лиходед.
— Не за благодарности работаем, — гордо ответил Бершадский. — Хотя доброе слово и кошке приятно. Вам, троим — премия в размере месячного оклада к благодарности.
— Служим Советскому Союзу! — стебанулся Лиходед.
— Шутки в сторону. На этом дело о самоубийствах перестает представлять для нас интерес. Пустельгин и Лиходед — приступить к своим обычным обязанностям. Калмычков — в распоряжение питерского начальства. Доскребайте там. Свободны!
И, как Мюллер, в известном сериале:
— Калмычков, задержитесь!
Калмычков вернулся к столу и по начальственному жесту присел в кресло.
— Николай Иванович, мне кажется, мы могли бы сработаться. Как думаете? — Бершадский загадочно улыбнулся.
— Хотите перевестись в Питерский ГУВД, товарищ генерал? — отшутился Калмычков.
— Ценю шутку, ценю. А сам в Москву не планируешь?
— Наше дело подневольное, куда прикажут. Клерков и без меня хватает… — Калмычков доигрывал безразличие.
— Почему — клерком? Полковничья должность и звание досрочно, — Бершадский как фокусник доставал из шляпы интересные вещицы.
— Серьезно предлагаете, товарищ генерал?
— Куда серьезней! С министром обсуждал.
— Так это разговоры… — странно, Калмычков не почувствовал радости.
— Это официальное предложение! — изобразил гнев генерал. — Только питерские придурки не понимают преимуществ службы в Москве. Не все, конечно.
— Я готов, если берете. С семьей поговорю… — согласился Калмычков.
— Езжай, поговори. Но учти! Беру, можно сказать, в соратники. Зарплату будешь получать от министерства, а служить — мне. Устраивает? — Бершадского разочаровала прохладная реакция на предложение. Нет, благодарно лобызать ладони не надо. Но хоть обрадоваться…
— Устраивает. Вы не хуже других… — Калмычков изобразил радость.
— Неправильно. Я лучше! Потому что умею людей подбирать. И зарабатывать им — даю! Держись меня, Калмычков. Карьеру сделаешь. У тебя есть способности. Главное — их в правильном направлении приложить.
— Буду стараться… — ответил Калмычков.
— Ну, иди. Долго со своим самоубийцей не возись. Я бумаги в понедельник запущу. И буду подталкивать! Ты мне скоро понадобишься. Работы много… — Бершадский махнул рукой и Калмычков вышел.
Поехал в гостиницу в состоянии некоей пустоты. Неожиданно быстро и легко исполнились самые смелые мечты. А радости нет!.. В чем же она — радость? Собрал вещи. Перед отъездом на вокзал позвонил Инне Михайловне.
— Я уезжаю. Больше не будем встречаться…
— Думаешь, я надеялась на другое? — помолчав, спросила она. — Прощай.
Ни он, ни она не положили трубки.
— Прости… — промямлил Калмычков. — Плохого я тебе не сделал.
— А я хорошего и не ждала. Прощай. Кстати, телевизор совсем не мой, прислал бы кого забрать.
— Прощай…
Калмычков забыл Инну Михайловну уже на подъезде к Питеру И не вспоминал почти никогда.
Он никогда не узнал, что на второй день их знакомства, дисциплинированная Инна Михайловна доложила в свою службу безопасности об имевшем место контакте. И эта очень грозная служба, через тридцать часов знала о Калмычкове все.
Инне Михайловне разрешили продолжить контакты, но предупредили, что основной интерес Калмычкова сводится, скорее всего, к расследуемому его группой самоубийству. Еще через день эта служба безопасности установила, что нет никакой операции «Свежий глаз», и приказала Рамикович прекратить встречи с Калмычковым.
Плохо они знают женщин! Инна Михайловна закусила удила. Гори она огнем, ее постылая работа! Именно в эту ночь она слила Калмычкову информацию по интересующему его делу. Хоть одному человеку выплакалась, раз ему интересно. Сердце так приказало! Об одном лишь переживала в последние их три дня. Не шлепнули бы Калмычкова. Ночами держала у себя, а днем по двадцать раз перезванивалась. Пронесло. Уехал живым.
И еще не узнал Калмычков, что в первый день Нового, 2006 года приехавшая на каникулы дочь нашла Инну Михайловну в ванной с перерезанными венами. А несколькими часами раньше таджика-дворника чуть не убил выброшенный с шестого этажа телевизор.
26 ноября, суббота
Генерал Арапов радовался как ребенок.
— И полковника досрочно обещал? — переспрашивал он Калмычкова.
— Обещал…
— Посмотрим, посмотрим… Благими намерениями, как говорится… С министром якобы согласовано?
— Не верите ему, Серафим Петрович?
— Ему-то верю. А в легкую удачу — боюсь! — Генерал мерил шагами кабинет, обдумывая калмычковский доклад. — Ладно, подождем официальных движений. Давай обмозгуем позицию по делу о самоубийстве. Как следует из твоих слов, министерство потеряло к нему интерес, поскольку исчезла угроза атаки неизвестных структур. Все поимели с него барыши, даже мы, и гори оно синим пламенем. Я правильно понял?
— Так точно. Хотя барыши невеликие… — согласился Калмычков.
— Как посмотреть. Бершадский — кто? Пешка! Заместитель больного начальника Управления. Министр о нем еще лет пять не услышал бы. А теперь в кабинет к себе приглашает. Лишнюю головную боль с министерской макушки снял. Начальство это любит. Помяни мое слово, Бершадский пойдет в рост. Так что, если действительно потянет тебя в круг доверенных лиц, удача выше всяких ожиданий.
— Зачем ему именно я?
— Ты — специалист, не аппаратный угодник. У него и в тех и в других потребность. Но спеца добыть гораздо труднее. Дальше: вы с ним почти одного возраста, это сближает. Хорошие рекомендации Перельмана. Я уверен, что этот сучок отрекомендовал тебя как ничейного. Тоже редкость. Ну, и удачлив! С этим надо родиться. Так что если бюрократическая машина не выкинет какую-нибудь глупость, ты ему очень интересен. В добрый путь!