– Я не знаю, кому именно ты говоришь, но слушаю именно я!
– Дим, ты классный, ты лучший, ты…
Да-да, конечно. Он в курсе. Как там? Умница, плейбой, мечта всех женщин, мачо и красавец.
– Ты потрясающий человек, но тебя раздражают мои дети, няни, проблемы, а я… вот видишь… даже не могу пойти с тобой в ресторан. Дим, дети… Они подарков ждут, хотят пироги печь, елку наряжать, куда я пойду, в какой ресторан?! Я действительно не могу!
– Ты просто не хочешь!
А ведь он прав. Чувство долга и прочая ерунда – ни при чем. Если бы она хотела в ресторан – нашлась бы тысяча и одна причина, чтобы туда пойти. Дело в том, что она не в ресторан хочет, а как раз вот печь пироги, наряжать елку, хочет видеть, как дети распаковывают подарки… Только этого и хочет на самом деле. Это для нее важнее любого ресторана, важнее работы, важнее секса… Если бы Дима мог наряжать елку с ними вместе… Если бы вместо ресторана они все вчетвером поехали кататься на лыжах… Если бы он научил Мишку удить рыбу… Но тогда это уже был бы не Грозовский.
– Дим, – Ольга приподнялась на локте, посмотрела на него очень серьезно. – У нас с тобой… просто потрясающий секс…
– Ну, и на том спасибо.
– Только мне нужно еще много всего. На елку с детьми. В отпуск всей семьей. Мишке надо дроби объяснять, а Машке надо, чтобы хоть один раз в жизни посмотреть, как она танцует в первой паре с медведем, приехал мужчина, которому она важна. И нужна. Который ради того, чтобы посмотреть на нее, бросил бы все дела. И чтоб Мишку научил в хоккей гонять. И наподдал бы ему, когда он выкрутасничает! Я очень… семейный человек, Дима. Ты со мной просто теряешь время.
Она знала, что права. И Грозовский знал. Это же очевидно. Им было хорошо вместе, волшебно, прекрасно, замечательно. Но…
Дмитрий выбрался из постели, взял со стула Ольгино платье, положил на кровать:
– Если речь идет о времени, то ты его тоже теряешь. Езжай. Тебе же нужно елку наряжать.
И вышел из спальни.
Ольге снилось, как они с детьми играют в снежки возле Чистых прудов. Потом вдруг наступило лето, лед растаял, и вот они уже катаются на лодке, а с берега им машет Надежда:
– Оль, идите скорее, что я вам покажу! Тут земляники полно! И грибов!
Лодка зарывается носом в берег, а там – никакой не бульвар в центре Москвы, а самый что ни на есть настоящий лес. И грибы, и земляника, и дятел на сосне. Они идут по лесу, аукают, перекликаются. И вдруг – тишина. Никого вокруг. Ольга понимает, что заблудилась. Начинает метаться по лесу. Темнеет, где-то ухает сова, Ольга уже бежит сквозь бурелом, кричит…
Она села на кровати. Слава богу, это просто сон. Никакого леса. Никакого бурелома. Солнце светит в окна, за окном сигналят машины…
Ольга накинула халат и пошла на кухню – варить кофе.
Кофе уже булькал в кофеварке, в микроволновке грелся завтрак для детей. Ольга распахнула дверь детской:
– Ребята! Подъем!
Из-под одеял – жалобные стоны. Ну что ты будешь делать! Не надо было разрешать вчера допоздна смотреть мультики…
Ольга присела на край Машкиной кровати, запустила руку под одеяло, нащупала толстую теплую пятку, пощекотала:
– Р-р-р!.. Все звери спят в своих берлогах, а зверь-мама пришла их будить, р-р-р!
Машка хихикнула под одеялом. Ольга снова пощекотала пятку. Машка захохотала, забила ногами, с визгом подскочила:
– Ну ма-ама! Ну щекотно же!
Мишка заворочался, натянул одеяло на голову:
– Не хочу вставать! Зачем вставать?
Ольга подошла, принялась тормошить сына:
– Те, кто не хочет вставать, вполне могли вчера вечером не смотреть телевизор!.. Мишка, давай, давай поднимайся!
Сын из-под одеяла жалобно заныл:
– Ма-а-ам! А нельзя денек как-нибудь… прогулять? Каникулы же скоро!
Но Ольга была непреклонна:
– Как-нибудь нельзя. Давайте, ребята, в темпе, у меня сегодня трудный день. Подъем. И я вас жду завтракать.
За завтраком Мишка пребывал в глубокой задумчивости, потом все же спросил:
– Мам, почему день трудный? Дядя Дима тебя уволил?
Ольга малость обалдела. С чего он взял-то?
– Нет, не уволил.
Мишка расслабился. Неделю назад у его школьного дружка, Макса Хоркина, маму уволили с работы. Макс сказал, что они не имели права, но мама в итоге все равно с работы вылетела, имели «они» право или нет. И Макс ужасно переживал, ведь мама сказала, что, если так пойдет, они пойдут просить милостыню. Мишка с Максом такой вариант обсудили и сошлись на том, что милостыню просить – занятие опасное и стыдное, лучше бы мать Макса поскорее нашла новую работу. Мишка Макса как мог успокаивал. Мать его была кассиром, и Мишка считал, что кассиры везде нужны. А то кто же будет деньги считать? Он вдруг задумался о том, что у него тоже мама работает, и если вдруг ее уволят – что тогда? Просить милостыню? Правда, есть еще папа, дедушка с бабушкой, у деда пенсия хорошая, он сам всегда говорит, так что они не пропадут, конечно. Но все равно не хотелось бы, чтобы маму увольняли. Ольга не знала ни про уволенную мать Макса, ни про милостыню, но сына поспешила успокоить:
– Мишка, меня никто не увольнял и увольнять не собирается. Наоборот: у меня новая, ответственная должность.
Неделю назад Грозовский произвел кое-какие кадровые перестановки. Дарья теперь заведовала отделом. А Ольгу он сделал заместителем генерального директора. Своим то есть заместителем.
Теперь у нее было в пять раз больше обязанностей, чем раньше. С другой стороны, и зарплата – существенно выше. Грозовский даже выделил ей от щедрот кабинетик рядом с приемной. Раньше там была крошечная переговорная, а теперь переговорную оборудовали на первом этаже, и кабинет освободился.
…Машка доела кашу и придвинула к себе вазочку с печеньем:
– Ма-ам! Ты не забыла? Не забыла? Мне ведь на выпускной бал нужно платье до пола!
Ольга не забыла бы, даже если б очень постаралась: Маня напоминала про платье до полу по три раза на дню вот уже почти месяц.
– Маш, ну когда он еще будет, этот бал!
– Уже летом!
– Ну так успеем с платьем до лета – сейчас-то еще только весна началась!