– Точно… Права человека… Именно поэтому… Окончательный… Обжалованию не подлежит.
И Флойд тоже понял. Он начал пятиться. Вспомнил, что в руке у него пистолет, а в магазине еще есть патроны… Флойд вскинул «парабеллум», но Иван выстрелил быстрее. Сноп картечи опрокинул убийцу на припудренный снежком мох. Он попытался сесть, протянул руку к своему палачу, как будто просил: помоги… Изо рта убийцы хлынула кровь.
Иван опустился на ствол упавшего дерева. И вот тут его начало рвать.
Снегопад прекратился. Иван шел по тропе. Обессиленный, пустой. С правого плеча свисало ружье, с левого – арбалет. Иногда ему казалось, что кто-то идет сзади. Он не оборачивался… Иван прошел уже больше половины пути, когда из-за поворота навстречу ему вышел Зоран.
Серб подошел, остановился. Ничего не спросил, ничего не сказал. А только боднул головой в плечо и забрал ружье.
У ворот обители встретила Лиза. Она выглядела спокойной, только бледна была очень… Иван подошел. Лиза провела кончиками пальцев по его раскрашенному заячьей кровью лицу. А потом прикусила нижнюю губу и беззвучно заплакала. А он гладил ее по голове и говорил:
– Ну что ты? Ну что?..
И сжимало от нежности сердце.
Потом Иван прошел к настоятелю. Поставил в угол арбалет, положил на стол «парабеллум» и паспорт англичанина. Объяснил, где лежит тело. Спросил:
– Вы будете сообщать в полицию, Михаил Андреевич?
– Зачем? – пожал плечами настоятель.
– Вот и я так же считаю – незачем… Есть, правда, один нюанс.
– Какой же?
– У него, по всей видимости, есть сообщник из местных. Ведь он иностранец, и кто-то должен помогать ему здесь. Встречать, провожать… Да хотя бы хранить вот это добро. – Иван кивнул на «парабеллум». – Не таскает же он его в самолете. Поэтому думаю, что у Охотника есть сообщник.
– Логично, – согласился настоятель. – Но кто он? Как его найти?
Иван вытащил из кармана телефон, положил на стол. Сказал:
– Это его телефон. Обратите внимание – дешевая «Нокия». У него все снаряжение – камуфляж, обувь, арбалет – фирменное, дорогое. А вот телефон – дешевый. В нем забит только один номер. Я полагаю, что это номер для связи с сообщником.
Настоятель сверкнул глазами из-под лохматых бровей. Иван сказал:
– Мы бы сделали сами, но сейчас невозможно – нет времени.
Настоятель убрал телефон в ящик стола, произнес:
– Не думайте об этом, Иван Сергеич… Его Бог покарает.
– Понятно… У меня еще одна просьба к вам.
– Слушаю вас внимательно.
– Нельзя ли Лизу… жену мою… приютить где-нибудь? Ненадолго… на неделю.
– Господь с вами! О чем вы говорите? Поселим Елизавету Владимировну в хорошей семье. Пусть живет столько, сколько надо.
Вечером Иван, Гринев и Зоран уехали. Настоятель лично отвез их к месту стоянки «Комсомольца», благословил. А Лиза тайком перекрестилась.
* * *
Андрея Сухарева в Сортавале многие звали Браконьером – он зарабатывал на охоте. Сам не охотился – устраивал охоту для богатых клиентов. Поздним вечером, практически ночью, у Андрея Сухарева запел телефон. Этот аппарат был прдназначен для связи с Флойдом. Андрей ждал звонка Флойда. Он нажал кнопочку и сказал:
– Хай.
Но вместо спокойного и уверенного голоса Уолтера услышал взволнованный, почти детский голос:
– Это кто?
– Вы куда звоните? – спросил Андрей. А сердце уже пробило тревогой: ведь знал, знал, что когда-нибудь влечу в неприятности с этим уродом.
– Я не знаю… Я, понимаете… Тут раненый мужчина. Он, кажется, иностранец… Он сказал: позвоните моему другу, он поможет.
Несколько секунд Андрей молчал. Он лихорадочно думал: что делать, как отвечать?
– А почему он сам не звонит? – спросил наконец Андрей.
– Он не может… он потерял сознание.
– А ты кто?
– Я? Я послушник монастырский… За сеном меня послали в лес.
– Понятно… А этот мужчина что – охотник?
– Я не знаю.
– А ружье или какое другое оружие есть у него?
– Нет, ружья у него нет… Но у него есть большая кобура.
Андрей облегченно вздохнул: значит, этот урод хотя бы от арбалета избавился.
– Понятно, – сказал Андрей. – Ты, друг мой, где находишься сейчас?
– Я в лесу… Возле Змеиного источника. Знаете, где это?
– Знаю… Сейчас приеду. Ты, друг послушник, не звони, пожалуйста, никому. Не надо. А то у этого человека могут быть неприятности. А я в фонд монастыря хороший взнос сделаю… договорились?
– Я не буду звонить никуда. Но вы приезжайте скорей… мне страшно.
Матерясь, поминая мать Уолтера Флойда по-английски и по-русски, Андрей Сухарев быстро собрался. На предплечье левой руки он закрепил ножны с обоюдоострым ножом, надел оперативную сбрую и камуфляжную куртку. Потом достал из оружейного сейфа «Сайгу» двенадцатого калибра, в кобуру под мышкой сунул ИЖ-71. Он принял решение: Флойда – списать. Послушника, видимо, тоже придется списать… на всякий случай.
Сухарев прыгнул в свой УАЗ, выехал со двора.
Спустя двадцать минут он остановился в километре от Змеиного источника, загнал машину в лес, пошел пешком. Все тропы здесь были ему хорошо знакомы. Через четверть часа он вышел к источнику. Разглядел силуэт фургона под скалой. Сухарев вытащил из кобуры пистолет, опустил предохранитель. Он подошел к фургону сзади, пистолет держал в руке. Полминуты он простоял, прислушивался, но ничего не услышал. Это было странно. Низко пригнувшись, он скользнул вдоль борта, заглянул в кабину. Там было пусто. Это очень сильно не понравилось Андрею. Он отпрянул от автомобиля… И в этот момент на ноге сомкнулись челюсти капкана. Сухарев вскрикнул.
Андрея Сухарева нашли через неделю. Труп был уже сильно объеден животными. Опознавали Браконьера по оружию, часам и прочим сохранившимся предметам…
Браконьер был убит выстрелом из арбалета. Видимо, он стал жертвой Охотника… Последней. Но тогда об этом еще не знали.
* * *
«Комсомолец» вернулся в Петербург. До саммита оставалось четыре дня. Город был уже переполнен полицией, «миротворцами» и «гестаповцами» в штатском.
Иван еще раз встретился с каждым участником операции. С каждым поговорил. Все подтвердили свое решение.
За два дня до саммита Доктор «подсадил» Заборовскому маячок. Плоский диск маячка находился под самой кожей. По плану, Илья Семенович должен был сделать обезболивающий укол шприц-тюбиком из армейской аптечки, скальпелем крест-накрест надрезать кожу и извлечь маячок. После чего укрепить его на «шарике», привести в действие и покинуть Башню под предлогом болезни.