новостей, — идут еще сюжеты про Америку, про новые самолеты и танки, про
израильтян и арабов, про Ирак, и в конце что-нибудь про культуру. Он смотрит новости
постоянно. Сидит на табуретки, сгорбившись, и постукивает пятками об пол. У него
болят ноги, жутко, говорит он, болят, и так ему легче, — когда он стучит пятками. Я
становлюсь за ним, и кладу руки ему на плечи. Он расслабляется, и откидывает голову
назад. Из уголка глаза у него выползает слезинка: это от давления, я знаю. Так мы, — он
сидя, я стоя, — застываем на несколько минут.
— Я тебя люблю, Ира, — он не открывает глаз, — люблю.
На другом канале начинаются новости.
— Новый виток в деле "Юкоса", — говорит диктор, — оказался неожи…
Он мягко высвобождает голову из моих рук, и наклоняется к экрану. Я иду на кухню.
Он говорит мне вслед, очень осторожно и вежливо, как ему кажется:
— Я вчера видел объявление, новые курсы испанского языка открываются…. Не
хочешь пойти?
— Si, senior, — говорю я.
Он умолкает, и я полчаса вожусь на кухне. А когда возвращаюсь в комнату с двумя
чашками чая, нахожу его взглядом не сразу. Он лежит на полу, и ноги держит на
табуретке, — так легче, — а сам плачет.
Вряд ли из-за давления.
В парке, — приютившем двадцать лет назад выставку достижений Народного Хозяйства,
— было полно народу. У гранитного памятника Ленину, и других памятников советской
старины, которые перенесли сюда из центра города, были выставлены, в виде гроздьев
винограда, бочки. От них кисло пахло вином, а неподалеку бегала огромная бутылка
"Шампанского полусухого", которая за десять леев фотографировалась с любым
желающим, кроме самых пьяных, конечно. У второго павильона играла народная
музыка, где-то, — кажется, прямо на газоне, — жарили шашлыки, и дым стелился над
людьми густо, как от сбитого бомбардировщика.
— Пятая международная ярмарка вина в Молдавии, — торжественно объявил
президент, — открыта!
— Если к5аждый китаец купит бутылку молдавского вина, — покачиваясь, сказал
президент, — то мы станем страной миллиардеров. Ура!!!
За трибунами начали улюлюкать, президент выпил еще один стаканчик вина, и куда-то
ушел. Наверное, работать. На сцену выскочили ребята в кушмах (молдавский головной
убор — прим. авт.) и закружились в хороводе. Диктор нетрезвым голосом объявил, что
свое танцевальное мастерство нам демонстрируют участники орденоносного ансамбля
"Жок". На сцену к парням вылетели девушки, и юбки у них, когда девушки вертелись,
задирались. К сожалению, я ничего не видел из-за голов тех, кто столпился у самой
сцены. Поэтому пришлось взять Иру за руку, и тащить ее к озеру.
— Гляди, — у сельской повозки, на которой сидел с кувшином в руках карикатурный
крестьянин из театра Эминеску, — белое вино как пенится…
Белое вино мы оба любили. Поэтому я не рассердился, как обычно, когда Ира меня
отвлекала, а потащил ее уже к повозке. Через пятнадцать минут мы, бережно охраняя с
двух сторон глиняный кувшинчик, купленный Ирой с самого утра, и наполненный
вином сейчас, продолжили пробиваться к озеру.
— На ярмарке вина собралось тридцать тысяч человек, — торжественно объявил
диктор, — напоминаем программу…
Я немного вспотел, и руки у меня болели. К счастью, было пасмурно. Ира глядела то на
меня, то на кувшин, и улыбалась. Мы были знакомы всего полгода.
— Ну, ловим момент, — сказала она утром, расчесывая свои спутавшиеся длинные
волосы, и объяснила. — Лучшие стороны друг друга мы уже узнали, худшие узнаем
позже. Так что пять-шесть месяцев исключительного рая у нас есть.
Концентрированный рай. В общем, Ира оказалась права. И в самый разгар этого рая
мы с ней отправились к ВДНХ, на озеро, на ярмарку вина. Что такое ярмарка, спросил
я Иру, крепко держа ее в троллейбусе за руку, и есть ли у нее какие-то ассоциации с
этим?
— Солнце, арбузы, пыль, грузовые машины, огромные, если поглядишь на них
снизу, люди в кузовах, персики, пчелы, — смешно затараторила она, — яблоки, крики,
запах мяса, полосатый, как пчелы, зонт над торговкой семечками…
Она все говорила, и выглядела так смешно, как по-настоящему смешно может
выглядеть только красивый человек. Она и в самом деле была красивой. Еще у нее был
серый вязаный плащ, на который часто ревниво глядели женщины. На меня, к
сожалению, они так не смотрели. Я сказал об этом Ире, а она потрепала мои волосы, и
сказала, чтобы я не говорил глупости. Потом вы вывалились из троллейбуса как
требуха из раны, и попали на ярмарку. И вот, сумели пробиться через толпы народу к
самому озеру, и найти небольшой пенек, на который можно было поставить кувшин с
вином. Так мы и сделали, а потом Ира начала смеяться.
— Мы забыли стаканы, — сказала она.
Пришлось пить из кувшина. В принципе, мне понравилось. Жалко было только, что
вина мы купили немного. Придется пробиваться обратно, чтобы взять еще. На дорожки
у озера высыпали клоуны в молдавских национальных костюмах, и, — удача! — человек с
тележкой, на которой позвякивали стеклянные графины.
— Возьми еще вина, — сказала Ира, — скорей, а то уйдет сейчас. Только возьми
белого!
Я показал ей язык, догнал торговца и купил у него вина. Потом вернулся к Ире. К
счастью, она была одна.
— К счастью, — поставил я рядом с кувшином графин, — ты одна, и никто не успел
занять мое место.
Ира улыбнулась. Невысокая, красивая, сочная, как яблоко, с широкими бедрами и
небольшой, идеальной формы грудью, она обожала секс, и не вылезала из моих
постели и мыслей.
— А что для тебя ярмарка? — она отпила вина, и дала мне попить прямо изо рта.
— Хемингуэй и Селлинджер, — я продолжил пить прямо из графина, — леденцы на