На рассвете Нелл окончательно проснулась. Ее всю ночь преследовали тяжелые сны. Два или три раза она пробуждалась от непонятных скрипов и шорохов, с лицом, мокрым от слез.
Слезы по Адаму? Она не была в этом уверена. И не только в этом. Пожалуй, во всем.
Нелл поплотнее закуталась в одеяло. Перед сном она выключила кондиционер и настежь открыла оба окна спальни, впустив в свое жилище прохладный воздух нью-йоркской ночи... Недаром говорят, что Нью-Йорк никогда не ложится спать. По улицам все так же катились машины; просто ночью их было меньше. Иногда относительную тишину разрывала полицейская сирена или сигнал кареты «скорой помощи». С нижнего этажа пробивались негромкие звуки музыки; стереоустановка там была включена почти круглые сутки.
Но звуки ничуть не мешали уюту спальни. Нелл в который раз ловила себя на мысли: она вернулась домой. Она снова у себя дома. Без шкафа, который она поставила здесь для Адама, спальня опять стала просторной. Ее шкаф вернулся на прежнее место, и теперь, включая ночник, она, как и три года назад, видела с кровати большую фотографию родителей.
Снимок в легкой рамке пробуждал воспоминания, но приятные и счастливые. Пока Нелл не пошла в школу, родители несколько раз брали ее с собой в южноамериканские экспедиции. Нелл очень смутно помнила поселения индейцев и ее игры с тамошними ребятишками. Они не знали английского, а она — их наречия, и тогда сообща было найдено по-детски простое и гениальное решение. Туземные дети дотрагивались до своих ушей, носа, глаз и говорили Нелл, как это будет на их языке.
Почему она вдруг вспомнила этот эпизод? Может, потому, что она и сейчас чувствовала себя попавшей в незнакомую страну?
Несколько раз, когда она просыпалась, перед ней мелькало лицо Дэна Майнора. Это подбадривало ее. Дэн был таким же странником, выброшенным из спокойного и радостного детства. И каждый из них искал ответы на свои вопросы.
За утренним кофе Нелл решила открыть принесенные Лайзой коробки и пересчитать деньги. По словам вдовы Райен, там было пятьдесят тысяч. Все равно не мешает проверить.
Нелл никогда не думала, что деньги могут быть такими тяжелыми. Она с трудом взгромоздила коробки на обеденный стол. Потом неторопливо сняла бечевку, распутав все хитроумные переплетения. В бечевку была вплетена зеленая нить. Коричневая упаковочная бумага вновь заставила Нелл вспомнить детство и родителей. В такой бумаге они отправляли бандероли своим друзьям, разбросанным по всему миру.
Бечевка и упаковочная бумага... Не обращая внимания на тревогу, нараставшую где-то очень глубоко, в подсознании, Нелл открыла первую коробку. Внутри лежали аккуратные пачки денег, перетянутые резинками.
Прежде чем начать подсчет, Нелл внимательно осмотрела коробку. Та почти не отличалась от обычных магазинных коробок для женской одежды, только размером поменьше. Чтобы не оставлять следов, кто-то предусмотрительно отклеил и стер все «опознавательные знаки».
Нелл выпила еще чашку кофе, после чего достала калькулятор. Она по нескольку раз пересчитывала каждую пачку, записывая на листке суммы. Всего же в этой коробке оказалось двадцать восемь тысяч долларов, преимущественно пятидесятидолларовыми купюрами.
Нелл открыла вторую коробку. Ей сразу бросилось в глаза, что купюры здесь были мельче и не такие новые: в основном по пять, десять и двадцать долларов. Попадались пятидесятидолларовые и даже стодолларовые. Правда, этих было всего несколько. Что ж, тоже разумная предосторожность: крупные и новые купюры всегда привлекали к себе повышенное внимание.
Во второй коробке лежало двадцать две тысячи долларов. Лайза не ошиблась: всего пятьдесят тысяч. Сейчас Нелл занимало не столько то, почему Джимми взял эти деньги. Она силилась понять другое: почему, взяв их, он так и не потратил ни единого доллара? Сознание собственной вины, которую он не хотел усугублять?
Нелл вспомнился хрестоматийный библейский сюжет об Иуде, безуспешно пытавшемся после распятия Христа вернуть тридцать сребреников. «А потом он пошел и удавился», — мысленно повторила знакомые строки Нелл, укладывая деньги во вторую коробку. Может, Джимми Райен несколько месяцев помышлял о самоубийстве и судьба дала ему такую возможность, приведя на борт яхты? Нелл никогда не видела мужа Лайзы, но интуитивно чувствовала: на убийство других этот человек был неспособен.
Вновь заворачивая коробки в бумагу, Нелл вдруг остановилась. Почему все утро ее мысли постоянно возвращались к этой бумаге и бечевке с зеленой нитью? Где-то она уже видела похожую.
Ответ пришел как вспышка: в ящике офисного шкафа Уинифред!
66
Как и Нелл, Лайза Райен тоже почти всю ночь проворочалась без сна, прислушиваясь к знакомым звукам извне. Во дворе ветер слегка раскачивал кленовые ветви. Под их уютный шелест Лайза стала засыпать, но вскоре опять проснулась от звука подъехавшей машины. Это вернулся с работы сосед-бармен. Еще через некоторое время неподалеку прогрохотал товарный поезд.
К пяти часам Лайза оставила все попытки уснуть. Она встала, надела халат и почувствовала, что он болтается на ее плечах, как на вешалке. Лайза не имела привычки взвешиваться; она и так знала, сколько фунтов унесла смерть Джимми. «Вот еще один гарантированный способ похудеть», — с мрачной усмешкой подумала Лайза.
После ее вчерашнего бесцеремонного визита к Нелл Макдермотт та наверняка уже рассказала полицейским про деньги. Теперь надо ждать, что два этих копа опять заявятся сюда. Лайза стала припоминать, по каким адресам работал Джимми, устроившись к Сэму Краузе. Ведь где-то он что-то сделал или не сделал, и за это ему отвалили столько денег. Надо вспомнить где. Полицейские наверняка будут спрашивать ее об этом.
Спустившись вниз, Лайза приоткрыла дверь комнаты мальчишек. Кайл и Чарли крепко спали на своей двухъярусной кровати. Старший сын все заметнее превращался в подростка. Он пошел в ее породу и вырастет худощавым. А вот Чарли явно будет коренастым крепышом, как Джимми. Обоим сыновьям достались от отца рыжие волосы и светло-карие глаза.
Комната Келли была совсем маленькой. «Благословенный чуланчик», как говорил Джимми.
Девочка спала, свернувшись калачиком и разметав по плечам длинные светлые волосы. На подушке лежала полураскрытая тетрадь ее дневника. Келли вела его очень аккуратно, каждый вечер добавляя новую запись. Начинался дневник как обязательное школьное задание. Выполнив его, одноклассники Келли забросили свои дневники, а она продолжала писать, теперь уже для себя. Как-то Джимми спросил, нельзя ли ему почитать, что она пишет.
— Нет, — решительно ответила дочь. — Это очень личное. И еще учительница говорила, что в семье должны уважать право каждого на личный уголок.
Джимми чувствовал, что любопытные мальчишки все равно доберутся до сестринского дневника, а потому соорудил Келли миниатюрный сейф, который стоял у нее на комоде. Сейф имел два ключа. Один Келли постоянно носила на шее, другой Лайза спрятала у себя в комоде на случай, если дочь потеряет свой. Помнится, Келли взяла с матери страшную клятву, что та «никогда, никогда, никогда» не воспользуется ключом и не прочтет ее дневник.