В ту ночь, когда Элизабет поцеловала его в благодарность за доброту, проявленную к Теодоре Дженкинс, Александр совершил непростительную ошибку, сразу потребовав расплаты.
— Сними ночную рубашку. Кожа должна чувствовать кожу.
Он не сомневался, что одной мысли о соприкосновении обнаженных тел хватит, чтобы высечь искру желания, — ведь на него эта мысль действовала безотказно. Но ничего не произошло. Долг, который следовало стоически выполнять, остался долгом. И Александр понял: Элизабет не только не любит его, но и никогда не полюбит. Он ее крест.
Именно поэтому с Руби Александр не порвал, а это повлекло за собой новые осложнения: теперь отношения с ней приходилось держать в тайне. Если позволить Элизабет разгуливать по городу одной, какая-нибудь мстительная злопыхательница выложит ей всю подноготную, а может, и Руби придет в голову познакомиться с соперницей. Ибо Руби играючи разобралась, что к чему, едва Александр вернулся в Кинросс, и сообразила, что теперь он от нее никуда не денется.
— Ты разлюбил меня и влюбился в свою ледышку, — злорадно пригвоздила она.
— Хуже, — угрюмо отозвался Александр. — Я влюблен сразу в двух женщин — по разным причинам и с разными целями Но если вдуматься, — продолжал он, приподнимаясь на локте, — что в этом странного? Более разных женщин, чем вы двое, в мире не найти.
— А мне откуда знать? — возразила Руби, притворяясь, что разговор ей смертельно наскучил. — Я с миссис Кинросс не знакома.
— И никогда не познакомишься, — отрезал он.
— Мешок ты с дерьмом, Александр.
Но все сомнения и терзания потеряли смысл, когда Александр узнал, что Элизабет беременна. Она понесла сразу — значит, могла нарожать целый выводок сыновей и дочерей. По одному младенцу каждые двенадцать месяцев. Достаточно, чтобы оправиться от родов и подготовиться к следующим. Пусть плотская любовь ее не прельщает, зато из нее получится прекрасная мать. «Элизабет станет королевой в моем доме», — мысленно повторял Александр. Радость побудила его рассказать жене бесславную истину о своем происхождении. Эта тайна жгла его, вертелась на кончике языка, представлялась неотъемлемой частью таинства зачатия — и неудивительно ведь зачатие самого Александра было покрыто мраком, и его мать так свято хранила свою тайну, что даже Пинкертон, случись ему взяться за это расследование, не вытянул бы ни единого слова из обитателей шотландского городишки. Александр не знал одного: что его исповедь лишь оттолкнула Элизабет, вызвала у нее недоверие и неприязнь. Он хотел навести мосты, но только обрушил край и без того широкой пропасти.
«Да, — повторял он про себя, — Элизабет будет отличной матерью и королевой этого дома. Не всякой хватило бы духу поставить на место Мэгги Саммерс и защитить Яшму и других слуг. А я и не подозревал, что творит Мэгги у меня за спиной! Но почему простолюдины вроде нее вечно относятся к китайцам как к низшей расе?
А моя жена, оказывается, считает, что я похож на дьявола. Если бы я знал! Как я не додумался!»
В следующий визит к цирюльнику Джо Скоггсу Александр сбрил бороду и усы.
Увидев голый подбородок Александра, болезненно-бледный на бронзовом от загара лице. Элизабет невольно заулыбалась.
— Вы похожи на пегого пони, — сказала она. — Спасибо, Александр.
Благодаря мисс Теодоре Дженкинс и Яшме жизнь Элизабет в Кинросс-Хаусе уже не была такой одинокой и тоскливой, как в первые дни после прибытия, и все-таки время тянулось невыносимо долго, особенно из-за вынужденного безделья. Если не считать Дьюи, приглашенных Александром на ужин, Элизабет ни с кем не виделась. На том же званом ужине Сун Чжоу очаровал ее, но блеснул таким широким кругозором и безупречным английским, что после отъезда гостей Элизабет читала почти непрерывно, пытаясь пополнить свой лексикон, научиться точно выражать мысли и хоть как-нибудь избавиться от акцента. Способностей к рисованию карандашом и акварелью у нее не обнаружилось, и Александр посоветовал ей заняться вышиванием.
— Дорогая, скоро ты будешь уже не в состоянии подолгу гулять, а рукоделие скрасит долгие дни, — сказал он, старательно стремясь проявить доброту и сочувствие, но вместе с тем прекрасно сознавая, что юная беременная жена никак не вписывается в его жизнь.
О Руби Коствен Элизабет разузнала от Яшмы. Несмотря на все опасения Яшмы и старания не переступать границы дозволенного, китаянка не сумела сохранить хладнокровие, однажды застав Элизабет в слезах после неудачной попытки вышить атласной гладью тельце бабочки. Утирая ей слезы, Яшма выпалила все, что копилось у нее на душе, а думала она прежде всего о будущем ребенке.
— О, мисс Лиззи, я всегда мечтала быть нянькой! Прошу, позвольте мне присматривать за вашим малышом! Пожалуйста! А прислуживать вам будет Жемчужина — она умирает от зависти с тех пор, как я рассказала, какая вы добрая, — настойчиво молила Яшма.
Элизабет решила поторговаться.
— При одном условии, — с непреклонными нотками в голосе сказала она, — если ты подробно расскажешь мне про эту Руби Коствен. Для начала объясни, почему ей служат только китайцы.
— Потому, что мисс Руби близко знакома с князем Суном.
— С князем?
— Да, он князь родом из Пекина. Мы, все его подданные, — мандаринцы, а не кантонцы. — Яшма вздохнула, всплеснув нежными руками. — Как он красив, мисс Лиззи! Вы же видели, он приезжал к вам на ужин. Знатный господин. Два года назад я надеялась, что он возьмет меня в наложницы, но ему больше понравилась моя сестра Розовая Птичка.
— В наложницы? Я встречала это слово в Библии, но никто так и не объяснил мне, что оно значит. Что такое «наложница»?
— Женщина, которая принадлежит мужчине, но недостаточно знатна, чтобы он взял ее в жены.
— А-а-а… Так вот какое знакомство мисс Руби водит с князем Суном! Она тоже его наложница?
Яшма захихикала:
— О нет, мисс Лиззи, нет! Теперь мисс Руби — хозяйка отеля «Кинросс», но раньше она держала постоялый двор в Хилл-Энде, и князь Сун тоже там бывал. У них есть сын Ли.
— Значит, мисс Руби — одна из жен князя Суна.
Яшма развеселилась еще пуще.
— Нет-нет, что вы, мисс Лиззи! Мисс Руби никогда не была ничьей женой или наложницей. Она из Сиднея, но ее семья перебралась на прииски, когда она еще была ребенком. В Хилл-Энде ее постоялый двор пользовался дурной славой. Она не китаянка, но курит черные тонкие сигары и изрыгает дым, как дракон.
«Та женщина у отеля «Кинросс»! И я подумала то же самое — что она изрыгает дым, как дракон. Такая красивая, смелая, надменная. И у нее ребенок от китайского князя».
— А где ее сын, Яшма? Здесь, в Кинроссе?
— Ли учится в школе для богачей в Англии. Мисс Руби воспитала его как англичанина и дала ему фамилию Коствен.