— Со мной все в порядке, — заявила она.
— Значит, вы уже простили меня за грубость?
Лед слегка подтаял, Элизабет улыбнулась так искренне, что ее глаза просияли.
— Тебе не за что просить прощения, Ли.
— Можно проводить вас до дома?
— Нет, я дойду сама.
Повернувшись, она направилась прочь.
«Эту улыбку я унесу с собой в могилу».
Матери он просто сообщил:
— Элизабет готова в феврале отправиться в путешествие вместе с тобой. Поначалу она сомневалась, и мне показалось, что по мужу она не скучает.
Сосредоточенно наморщив лоб, Руби смотрела на сына. Когда произошла эта метаморфоза? Не может быть, чтобы за один день. Но за время каникул Ли из юноши превратился в мужчину. Наверное, раньше она просто не замечала.
Почувствовав, что мать уловила в нем перемену, Ли сбежал, забыв предупредить, что роль Руби в предстоящей экспедиции — быть подругой Элизабет. А к тому времени, как он вернулся домой, эта мысль начисто выветрилась из головы.
Тем вечером, перед сном, Руби вдруг осенило: нет, сразу на двух стульях Александру в этот раз не усидеть. Здесь, в Новом Южном Уэльсе, его внебрачная связь всем известна, ею никого не удивишь. Но в Лондоне, в высших кругах, где вращается Александр? Нет, это немыслимо. Так нельзя. Стоит ли подвергать Элизабет бесконечному унижению только потому, что Александр Кинросс вынудил жену и любовницу сосуществовать в вечном menage a trois? Никогда! Значит, пусть едет только Элизабет. Так будет правильно.
«Мы с Александром порой ведем себя как дети, не задумываясь о последствиях.
Но как отправить Элизабет в плавание одну? Если она что-нибудь заподозрит, ни шагу не сделает из Кинросса. Придется вступить в заговор с Жасмин и Бутоном Персика — и правда, зачем лишать их поездки, в которую едут три сестры? Заодно передадут Александру письмо, а уж я постараюсь доходчиво объяснить этому самодовольному ублюдку, чем могла кончиться его затея.
Я даже поднимусь на борт корабля, но притворюсь, будто меня укачало еще до отплытия, и велю Жасмин и Бутону Персика запереть дверь каюты и никого ко мне не впускать, даже Элизабет. Я разыщу корабельного врача и поделюсь с ним тайной — уверена, за лишнюю пару сотен фунтов он мне поможет. А когда Жасмин передаст Элизабет мое письмо, поворачивать обратно будет уже слишком поздно. Письмо она прочтет где-нибудь посреди Индийского океана. Все, жребий брошен, Рубикон перейден.
А мы с Суном займемся компанией, Чарлз нам поможет. Я повидалась с моим нефритовым котенком, провела с ним чудесную зиму — последнюю зиму его детства. Когда мы встретимся в следующий раз, он уже будет мужчиной — проблеск этого будущего я видела сегодня. Только что мне делать, если Александр прикажет Ли остаться в Англии?»
«Кинросс, январь 1883 года
Дражайшая моя Элизабет,
если все пойдет по плану, Жасмин отдаст тебе это письмо, когда за кормой промелькнет Цейлон. Ты, конечно, еще можешь вернуться домой из Коломбо, но какой смысл поворачивать обратно с полдороги? Лучше продолжать путь.
В прошлом году, в конце июля, когда Ли сообщил о предстоящей поездке, я наконец повзрослела. Александр всегда твердил, что больше всего любит во мне вечного ребенка, и теперь я понимаю, что он имел в виду. Я всегда была такой беспечной, так шалила и веселилась, что была способна как на хорошие, так и на скверные поступки, а мнением окружающих всецело пренебрегала. Вырасти я в приличной семье, все могло сложиться иначе, но ты ведь знаешь, мне нечего терять. Какое мне дело, что подумают люди? К чему беречь репутацию? И я бесстыдно увивалась вокруг Александра, даже каталась с ним в Сидней. Само собой, я считала, что вправе претендовать на него, и даже злорадствовала, когда мы продолжали встречаться даже после его женитьбы. Нет, высоконравственной особой меня не назовешь, это точно.
А услышав новости от Ли, я уже не могла думать ни о чем, кроме одного: скоро я вновь увижусь с Александром. Его призыв я восприняла как известие, что в ближайшем будущем в Кинросс он не вернется. Мне вспомнились наши жаркие объятия, и поскольку я знала, что против нашей связи ты не возражаешь, я решила избавить тебя от Александра.
И вдруг поняла, что он рассуждает, как Бенджамин Дизраэли, которому вздумалось катать в открытой коляске и любовницу, и жену. Но ничего из этого не вышло. Скандал потряс весь Лондон.
Но то, что для меня всего-навсего очередной скандал, для тебя — катастрофа! Могу только догадываться, что Александр намерен всюду представлять меня как твою лучшую подругу, делая вид, будто со мной у него нет ничего общего. Но жители Сиднея часто бывают в Англии, особенно в Лондоне — такие теперь времена. Не пройдет и недели, как кто-нибудь пустит слух, а Александр отнюдь не принц Уэльский.
Вот почему я осталась дома, дорогая. Это твой звездный час, прими его как подарок. Знаешь, беда в том, что все мы выросли в маленьких городках и до сих пор живем в таком же. Правда, благодаря золоту «Апокалипсиса» мы можем позволить себе бывать, где захотим. В Сиднее — да, но не в Лондоне.
Развлекайся, Элизабет. Просто путешествуй и не думай об Александре. Только прошу тебя, привези мне привет от Ли и постарайся помириться с ним — ради меня.
С любовью. Руби»
«Цейлон, март 1883 года
О, Руби!
Это письмо я пишу из Коломбо, отсюда почту доставляют прямиком в Сидней. Через три или четыре недели ты прочтешь мои строки. Как могла бы прочесть и я, если бы решила вернуться домой.
Какая ты все-таки хитрая! Доктор Маркем, Жасмин и Бутон Персика ловко обвели меня вокруг пальца. Мне и в голову не приходило, что ты вовсе не лежишь в каюте, страдая морской болезнью — ведь я помнила, как мучилась миссис Уотсон на борту «Авроры», когда я плыла в Австралию к Александру. Меня тоже немного мутило в Большом Австралийском заливе, но я, наверное, лучше переношу качку. И Нелл с Анной тоже. Китаянкам поначалу пришлось несладко, но Индийский океан напоминал тихий мельничный пруд, поэтому уже вскоре после отплытия из Перта все мы чувствовали себя прекрасно.
Не знаю отчего, может, от качки, но Анна решила пойти ножками. Сначала ее шатало, а теперь она поняла, для чего человеку ноги, — с самого утра, едва проснется, вскакивает и начинает разгуливать повсюду. Ее щенячий жирок уже сошел, теперь она подтянутая и стройненькая. Любимое слово Анны — «Ли!», такое скрипучее и протяжное, но теперь в ее лексиконе есть и много других — «лодка», «берег», «канат», «дым», «дядя». А в Коломбо она начала даже выговаривать такие трудные слова, как «капитан», «палуба» и «мужчина».
Спасибо тебе за заботу. Ты не ошиблась: Ли объяснил мне, что в путешествии Александр собирался выдавать тебя за мою лучшую подругу. Ноги подкашиваются, стоит представить, что он скажет, когда узнает, что тебя нет с нами, — правда, Жасмин говорит, что у нее есть твое письмо для Александра.