Гектор правил превосходной упряжкой вороных коней и стоял в колеснице, словно сам Арес Эниалий. Такой же высокий и статный, как Ахилл. Однако я не увидел в троянских рядах ни одной седой бороды; Приам и ему подобные остались во дворце. Я был самым старым мужем на поле боя.
Забили барабаны, горны и цимбалы гулко бросили вызов к бою, и, захлестнув разделявшую нас полосу шириной в сто шагов, закипела битва. Копья летали, словно листья под свирепым дыханием зимы, стрелы падали вниз, как орлы на добычу, колесницы кружили и разворачивались на полном ходу, то прибавляя, то уменьшая скорость, пехота наступала и откатывалась назад. Агамемнон командовал авангардом с решительностью и проворством, которых я в нем не подозревал. На самом деле у многих из нас никогда раньше не было возможности увидеть, как ведут себя в сражении остальные. И было отрадно узнать, что сегодня утром Агамемнону хватило опыта отлично выступить против Гектора, который даже не пытался вызвать верховного царя на поединок.
Гектор яростно наступал, снова и снова бросая на нас свои колесницы, но не мог прорвать нашу линию фронта. За утро я несколько раз бросал своих воинов прямо в гущу противника; Антилох во все горло орал военный клич пилосцев, а я берег дыхание для битвы. Не один троянец погиб под колесами моей колесницы, ибо Антилох был хорошим возницей, он держал меня подальше от неприятностей и знал, когда следует отступить. Никто не посмел бы сказать, что сын Нестора подвергал престарелого отца опасности, лишь бы только самому ввязаться в битву.
В горле у меня пересохло, доспехи быстро покрылись пылью; я кивнул сыну, и мы отступили к задним рядам, чтобы глотнуть воды и перевести дыхание. Когда я взглянул на солнце, то с изумлением увидел, что оно близится к зениту. Мы сразу же вернулись на передовую, и с новым приливом сил я повел своих воинов на троянцев. Мы здорово поработали, пока Гектор не смотрел в нашу сторону, потом я дал сигнал отступать, и мы благополучно отошли в наши ряды, не потеряв ни одного человека. Гектор же потерял больше дюжины. Удовлетворенно вздохнув, я молча улыбнулся Антилоху. Нам обоим хотелось получить доспехи вождя, но ни один из них нам не попался.
В полдень Агамемнон послал глашатая протрубить перемирие. Обе армии со стоном опустили оружие; голод и жажда, страх и усталость в первый раз стали реальностью с тех пор, как началась битва, вскоре после восхода солнца. Увидев, что все вожди съезжаются к Агамемнону, я приказал Антилоху следовать за ними. Когда я остановил колесницу рядом с Агамемноном, ко мне подъехали Одиссей с Диомедом. Все остальные уже собрались, рабы бегали взад-вперед с разбавленным вином, едой и лепешками.
— Что теперь, мой господин? — спросил я.
— Воинам нужен отдых. Это за много лун первый день напряженной битвы, поэтому я послал к Гектору глашатая и попросил, чтобы он и его вожди встретились с нами в центре поля битвы для переговоров.
— Отлично, — сказал Одиссей. — Если нам повезет, мы сможем провести за разговорами немало времени, пока войска будут переводить дыхание и насыщаться.
Агамемнон усмехнулся:
— Это выгодно обеим сторонам, и Гектор не отвергнет мое предложение.
Нестроевые части расчистили от тел середину полосы, разделявшей две армии, установили столы и табуреты, и вожди обеих сторон вышли на переговоры. Со мной были Аякс, Одиссей, Диомед, Менелай, Идоменей и Агамемнон; мы стали с огромным интересом и любопытством следить за первой встречей между верховным царем и наследником троянского престола. Да, Гектору было суждено стать царем. Очень смуглый. Черные волосы выбиваются из-под шлема и, заплетенные в косу, падают на спину, и глаза, которые смотрят на нас так же проницательно, как и наши на него, тоже черны.
Он представил своих соратников: Энея Дарданского, Сарпедона Ликийского, Акаманта, сына Антенора, Пандара, командира царской стражи, и своих братьев, Париса и Деифоба.
Менелай тихо зарычал и свирепо уставился на Париса, но оба мужа слишком опасались своих царственных братьев, чтобы нарываться на неприятности. Троянские вожди оказались достойными мужами и воинами, все, кроме Париса, который здесь был явно не на своем месте: миловидный, надутый, манерный. Пока Агамемнон представлял нас, я пристально наблюдал за Гектором, чтобы уловить выражение его лица, когда он будет сопоставлять известные ему имена с лицами. Когда очередь дошла до Одиссея, в его напряженном взгляде появилось легкое замешательство. Но оно вовсе не показалось мне смешным — меня захлестнула жалость. Те, кто не знал Одиссея, итакийскую лисицу, повстречав его впервые, обычно сбрасывали его со счетов из-за его непропорциональной фигуры и неопрятной, почти простонародной одежды. Он умел произвести впечатление простака, если это было ему выгодно. Загляни в его глаза, Гектор, загляни в его глаза! Я тихо повторял про себя эти слова: загляни в его глаза, пойми, каков этот муж на деле, и бойся его! Но Гектор счел Аякса, который был следующим, куда более интересным и привлекательным. Так он упустил возможность понять значительность Одиссея.
Гектор с изумлением глядел на нашего второго по значению воина, огромного, мощного. Мы подумали: наверно, впервые в жизни ему пришлось смотреть кому-то в лицо снизу вверх.
— Мы не разговаривали друг с другом десять лет, сын Приама, — произнес Агамемнон. — Давно пора было это сделать.
— О чем ты хочешь поговорить?
— О Елене.
— Эта тема закрыта.
— Вовсе нет! Ты отрицаешь, что Парис, сын Приама и твой родной брат, похитил жену моего родного брата Менелая, царя Лакедемона, и привез ее в Трою как вызов всем народам Эллады?
— Я это отрицаю.
— Госпожа сама напросилась на приглашение, — добавил Парис.
— Естественно, вы не признаете, что использовали силу.
— Конечно, поскольку нам не нужно было ее применять. — Гектор, словно бык, раздул ноздри. — Чего ты добиваешься своими заявлениями, верховный царь?
— Чтобы вы вернули Елену вместе с ее приданым ее законному супругу, чтобы вы заплатили нам за потерянное здесь время и хлопоты, открыв Геллеспонт для ахейских купцов, и чтобы вы не препятствовали переселению нашего народа в Малую Азию.
— Твои условия неприемлемы.
— Почему? Все, чего мы просим, — это право на мирное сосуществование. Я бы не стал сражаться, если бы мог достичь своих целей мирным путем.
— Уступить твоим требованиям — значит погубить Трою.
— Война погубит Трою раньше. Ты защитник, Гектор, — а эта позиция никогда не имела преимуществ. Вот уже десять лет мы получаем доход Трои — и доход Малой Азии.
Они продолжали переговоры, перебрасываясь бессмысленными словами, а воины тем временем лежали на спинах на истоптанной траве и щурились от яркого солнца.
— Очень хорошо, а на это ты согласишься, царевич Гектор? — спросил Агамемнон немного погодя. — Среди нас есть двое, кто положил всему начало. Менелай и Парис. Пусть они вступят в поединок на открытом поле между двумя армиями и победитель продиктует условия мира.