— Овощи ценятся так же дорого, как ром, — сухо заметил Донован. — Продолжай.
— В глостерской тюрьме я познакомился с одной женщиной-каторжницей по имени Элизабет Лок, Лиззи. Я был ее покровителем, а она стерегла мои вещи. Совсем недавно я узнал, что она тоже здесь. Я решил жениться на ней, потому что не вижу другого способа воспользоваться ее услугами.
Донован опешил.
— Ричард, как рассудительно и холодно ты говоришь об этом! Вот уж не думал, что ты настолько… — он замялся, подыскивая слово, — …бесстрастен.
— Знаю, мои слова прозвучали холодно, — горестно подтвердил Ричард, — но другого выхода я не вижу. Я надеялся, что хоть кто-нибудь из моих товарищей захочет жениться, ведь большинство из них навещают женщин, несмотря на все угрозы губернатора, однако пока никто не изъявлял подобного желания.
— Ты говоришь о неодушевленных предметах так же равнодушно, как о священном союзе, — словно они стоят друг друга и ничем не отличаются. Ты мужчина, Ричард, мужчина, созданный для женщин. Почему бы не признаться, что ты просто хочешь взять эту Лиззи Лок в жены? Что ты изголодался по женскому обществу, как все остальные? Когда ты сказал, что был ее покровителем в глостерской тюрьме, я решил, что ты спал с ней, и пришел к выводу, что так будет продолжаться и дальше. Но твой ледяной тон сбивает меня с толку. По-моему, это благородный поступок из ложных побуждений.
— Я не спал с ней! — рассердившись, выпалил Ричард. — Об этом и речи быть не могло! Для меня Лиззи все равно что сестра, я беспокоюсь о ней. А она боится забеременеть, потому и не желает спать ни с кем.
Подперев подбородок, Донован озадаченно воззрился на Ричарда. Что с ним стряслось? Может, он остерегается удовольствий? Не может быть! Ричард — умный человек, нашедший свой способ появляться в нужном месте в нужное время и умеющий находить подход к власть имущим. Он не раболепствовал, как многие другие, потому что был слишком гордым. «Передо мной тайна, — думал Донован, — но когда-нибудь я разгадаю ее».
— Если бы я знал, что тебе довелось пережить, Ричард, я смог бы помочь тебе, — произнес он. — Пожалуйста, расскажи мне все.
— Не могу.
— Ты боишься чего-то, но не плотских наслаждений. Ты боишься любви. Но что в ней страшного?
— Мне бы не хотелось, чтобы со мной случилось то, что однажды уже было, — нехотя признался Ричард, — второй раз мне этого не пережить. Я способен любить Лиззи как сестру, а вас — как брата, но не более того. Вся полнота любви, которую я испытывал к моей жене и детям, священна.
— Они умерли?
— Да.
— Ты же еще молод, ты покинул родину. Почему бы тебе не начать все заново?
— Может быть. Но не с Лиззи Лок.
— Зачем же ты тогда женишься на ней? — Глаза Донована замерцали.
— Потому что ей тяжело живется, а я по-братски люблю ее. Вы же знаете, мистер Донован: сердцу не прикажешь. Если бы ему можно было приказать, я, возможно, предпочел бы любить Лиззи Лок. Но этого не будет никогда. За год, который мы провели вместе в глостерской тюрьме, я это понял.
— Значит, ты все же не так равнодушен, как мне казалось. Да, ты прав. Приказать сердцу невозможно.
Солнце спускалось за скалы на западном берегу бухты, заливая все вокруг золотистым светом. Стивен Донован задумался о капризах человеческого сердца. Да, Ричард прав. Любовь приходит к нам без приглашения, как незваная гостья. Ричард пытался защититься, выбрав в супруги сестру, которую он жалел и которой стремился помочь.
— Если ты женишься на Лиззи Лок, — наконец заговорил Донован, — ты потеряешь свободу. Когда-нибудь этот союз станет для тебя обузой.
— Значит, вы не советуете мне жениться на ней?
— Да.
— Я подумаю, — пообещал Ричард и поднялся.
* * *
В понедельник утром Ричард попросил у майора Росса разрешения повидаться с преподобным мистером Джонсоном, а также с каторжницей Элизабет Лок, сообщив, что намерен просить ее руки.
В свои двадцать с небольшим лет мистер Джонсон был круглолицым, полногубым, слегка женственным мужчиной в безупречно чистом облачении — от накрахмаленного белого галстука до черной сутаны. Последняя скрывала увесистое брюшко: священник вовсе не желал выглядеть упитанным в этом голодном краю. Его блеклые глаза горели рвением, которое кузен Джеймс-священник называл иезуитско-мессианским. В Новом Южном Уэльсе мистер Джонсон нашел себе дело по душе: морально поддерживать прихожан, ухаживать за больными и обездоленными, устанавливать свои порядки в церкви, играть роль благодетеля. Он руководствовался поистине благими намерениями, но был весьма ограниченным человеком и приберегал сострадание исключительно для беспомощных. Взрослых каторжников он считал порочными людьми, души которых незачем спасать. Не будь они порочными, разве они попали бы на каторгу?
Узнав, что кузен Ричарда — священник церкви Святого Иакова в Бристоле, и обнаружив, что сам Морган образован, учтив и откровенен, мистер Джонсон дал свое согласие на брак и решил, что его прихожанин женится на Лиззи Лок во время следующей воскресной службы, чтобы все каторжники убедились в том, как их духовный пастырь преуспел в своих проповедях.
После захода солнца Ричард отправился в женский лагерь, показал разрешение священника часовому и спросил, где найти Элизабет Лок. Часовой не сумел ответить ему, но какая-то женщина с ведром воды указала на одну из палаток. Подойдя к ней, Ричард остановился в замешательстве: как постучать в полотняную «дверь» палатки? Не найдя другого выхода, он просто поскреб ногтями по парусине.
— Входи, если ты красавчик! — откликнулся женский голос.
Откинув полотнище ткани, заменяющее дверь, Ричард очутился в помещении, где могли бы с удобством разместиться десять женщин. Однако оно служило домом двадцати. По десять узких коек выстроилось бок о бок вдоль длинных стенок палатки, а пространство между ними заполняли самые разные вещи — от шляпной картонки до подстилки, на которой лежала кошка с шестью котятами. Обитательницы палатки, только что поужинавшие у общего костра, уже начинали раздеваться. Все они были худыми, изможденными и шумными. Лиззи лежала на койке, возле которой стояла шляпная картонка.
В палатке стало тихо, девятнадцать пар округлившихся глаз испытующе уставились на Ричарда. Переступая через вещи, он направился к дремлющей Лиззи Лок.
— Уже спишь, Лиззи? — улыбаясь, произнес он.
Она вздрогнула, открыла глаза и недоверчиво взглянула на Ричарда.
— Ричард! О, милый Ричард! — Она спрыгнула с койки, бросилась к нему в объятия и зарыдала.
— Не плачь, Лиззи, — мягко уговаривал Ричард. — Пойдем, нам надо поговорить.
Обняв за талию, Ричард повел ее из палатки под прицельными взглядами девятнадцати пар глаз.
— Везучая ты, Лиззи, — вздохнула немолодая каторжница.
— Вот бы и нам так повезло! — добавила вторая, беременная, с огромным животом.