Чудо взаимной любви превратило губы в тончайшую преграду между телом и духом. «Отныне у нас не будет тайн друг от друга, — думал Ричард. — Я могу поделиться с ней всем, что у меня на душе. Теперь Китти знает, как душа поет от любви и как трепещет сердце. Любовь уже давно живет в ней».
Стивен зашёл к ним в гости в первый день рождения Кейт — пятнадцатого февраля тысяча семьсот девяносто третьего года — и принес изумительный подарок.
Увидев гостя, Ричард, Китти и даже малышка застыли: лейтенант Донован был облачен в парадный мундир королевского флота с золотым галуном, черные башмаки, белые чулки, белые бриджи и жилет, рубашку с пышными оборками. На боку у него красовалась шпага, на голове — парик, а треуголку он держал под мышкой. Он был не просто на редкость красивым, но и внушительным мужчиной.
— Ты уезжаешь! — ахнула Китти, и ее глаза наполнились слезами.
— Вот это наряд! — подхватил Ричард, смехом пытаясь скрыть свое горе.
— Мундир привезли из Порт-Джексона, как видите, он пришелся мне почти впору, — улыбаясь, отозвался Стивен, — только слегка жмет в плечах. Слишком уж они широки!
— В самый раз для капитана. Поздравляем! — Ричард протянул руку. — Я сразу понял, что нам предстоит разлука, когда пришел этот злополучный корабль.
— Да еще с таким названием — «Китти»! Я облачился в парадный мундир в честь юной Кейт, уезжать я пока не собираюсь. «Китти» отплывает только через неделю, нам хватит времени попрощаться. — И он с облегчением стащил с головы парик. Подражая Ричарду, он коротко подстригся. — Черт, как в нем жарко! Это орудие пытки изобрели для Ла-Манша, а не для душного февраля на острове Норфолк!
— Стивен, где же твои волосы? — воскликнула Китти и вновь чуть не расплакалась. — Они так нравились мне! Я все время уговариваю Ричарда отпустить волосы подлиннее, но он уверяет, что они будут ему мешать.
— И он совершенно прав. После стрижки я почувствовал себя свободным как птица, пока не надел парик. — И Стивен направился к Кейт, сидящей на высоком стульчике, сколоченном Ричардом. — С днем рождения, дорогая крестница! — произнес он и протянул подарок.
— Дай! — воскликнула малышка, улыбнулась и потянулась ручками к лицу гостя. — Стиви, — пролепетала она, перевела взгляд на Ричарда и выговорила еще одно любимое слово: — Папа!
Стивен поцеловал ее, украдкой убрав сверток, что, впрочем, ничуть не огорчило малышку: когда отец был рядом, она больше ничего не замечала.
— Сохрани это для Кейт, — попросил Стивен, протягивая сверток Китти. — Через несколько лет она оценит мой подарок.
Охваченная любопытством, Китти развернула обертку и не сдержала возглас удивления:
— О, Стивен! Какая прелесть!
— Я купил ее у капитана «Китти». Ее зовут Стефани.
В свертке была кукла с искусно раскрашенным фарфоровым личиком, глазами с поблескивающей радужкой, тонкими ресничками, волосами из желтого шелка, одетая по моде тридцатилетней давности — в розовое шелковое платье с кринолином.
— Значит, ты вернешься в Порт-Джексон на «Китти»? — спросил Ричард.
— Да, а в июне отправлюсь на ней в Портсмут.
Они поужинали жареной свининой и отведали именинный пирог; Китти ухитрилась испечь его воздушным, взбив яичные белки в медной миске веничком, который Ричард смастерил для нее из проволоки. Он охотно выполнял все ее просьбы.
Корабли изредка появлялись у берегов острова, привозя чай, настоящий сахар и маленькие предметы роскоши, в том числе гордость Китти — хрупкий фарфоровый чайный сервиз. На открытых окнах вскоре затрепетали занавески из зеленого бенгальского хлопка, но ни картин, ни вилок в доме пока не было. Не беда! Через три месяца должен родиться Уильям Генри — Китти твердо знала, что ее следующий ребенок будет мальчиком. А с Мэри было решено подождать — не так долго, как хотел бы Ричард, но все-таки выждать срок. Китти понимала, что не может подарить ему ничего, кроме детей. А их никогда не бывает слишком много: жителей Норфолка повсюду подстерегали опасности. В прошлом году бедный Нат Лукас так неудачно срубил сосну, что она с треском обрушилась прямо на Оливию, держащую на руках малыша Уильяма, и близнецов, цеплявшихся за ее юбку. Оливия и Уильям спаслись чудом, но Мэри и Сара умерли мгновенно. Да, детей должно быть много. Тяжело видеть, как они умирают, но надо быть благодарными за тех, кого Бог пощадил.
В жизнь Китти прочно вошла радость — потому что она любила и была любима, потому что ее дочь отличалась крепким здоровьем, а сын, растущий у нее в животе, непрестанно бил ножкой. Китти сожалела только об отъезде Стивена. Впрочем, без Ричарда ей пришлось бы гораздо тяжелее. Расставания и встречи — обычное дело. Все в мире меняется, все идет своим чередом, и тайное становится явным, лишь когда подступишь к нему вплотную. Стивен уплывает в Англию на корабле, носящем ее имя, а это много значит. «Китти» убережет его от беды, рассекая волны, словно нож — масло.
— Ты оставишь нам Тобиаса? — спросила Китти.
Темные брови высоко взлетели, ярко-синие глаза блеснули.
— Расстаться с Тобиасом? Ни за что! Он морской кот, он поплывет со мной куда угодно. Рядом со мной он чувствует себя как дома.
— А ты навестишь майора Росса?
— Непременно.
Ричард задал мучающий его вопрос, провожая Стивена до дороги на Куинсборо.
— Ты не окажешь мне одну любезность, Стивен?
— Какую угодно. Ты хочешь, чтобы я навестил твоего отца? Или кузена Джеймса-аптекаря?
— Только если у тебя хватит времени. Я хочу попросить тебя отвезти письмо Джимми Тислтуэйту в Лондон, на Уимпоул-стрит, и передать ему в собственные руки. Я знаю, что больше никогда не увижусь с ним, поэтому мне будет приятно, если он получит письмо из рук моего самого близкого друга.
— Так я и сделаю. — Возле дороги Стивен стащил парик и с печалью окинул Ричарда взглядом. — Чтобы написать письмо, у тебя в запасе есть целая неделя. Я уплываю на «Китти», если не передумаю.
С появлением на Норфолке преподобного мистера Бейна посещение воскресной службы перестало считаться обязательным. Но вице-губернатор Кинг настоятельно советовал всем каторжникам посещать каждую службу, а поскольку в церковь являлись и свободные колонисты, там царила страшная давка. Каторжники нуждались в покровительстве Бога больше, чем свободные островитяне.
Зная, что, если он пропустит службу, его все равно никто не хватится, Ричард предупредил Китти, что в ночь с субботы на воскресенье будет писать мистеру Тислтуэйту, а утром поспит подольше. Радуясь тому, что Ричард отдохнет несколько лишних часов, — все-таки писать письмо легче, чем пилить бревна, — Китти отправилась спать.
Ричард осторожно снял с полки лампу, купленную вместе с чайным сервизом, но стоившую гораздо дороже, потому что к ней прилагался пятидесятигаллонный бочонок ворвани. Ричард редко зажигал ее — от усталости он почти перестал читать по вечерам, но обладая лампой, сознавал, что рано или поздно перечитает все книги, присланные Джимми Тислтуэйтом, хотя это единственное развлечение каждый раз вызывало у него такое чувство, будто он предал своих близких. Он уже понял, что Китти никогда не научится грамоте, у нее есть дела поважнее. Поскольку единственным источником знаний для нее остается он, Ричард, он просто обязан читать.