В портовом городе добыть две веревки и затянуть петли не представляло труда; эти веревки появились как по волшебству, и вскоре две твердые, вывалянные в перьях куклы в человеческий рост были вздернуты на вывеске «Американской кофейни», лениво покачиваясь и продолжая медленно тлеть. Ярость угасла, толпа членов «Общества непоколебимых» постепенно вливалась в гостеприимно распахнутые синие двери «Белого льва».
— Тори — мерзавцы! — заявил мистер Тислтуэйт, спускаясь по лестнице и лелея мечту о кружке рома.
— Ступай прочь, Джимми! — отозвался хозяин таверны, спеша запереть дверь на засов, пока не кончатся уличные волнения.
Ричард не последовал за отцом вниз, хотя к этому призывал его долг: его имя было вписано рядом с именем Дика в книге Корпорации бристольских торговцев. Ричард Морган, трактирщик, заплатил пошлину и был признан фрименом — почетным, наделенным избирательным правом жителем города, образующего отдельный округ в отличие от соседних Глостершира и Сомерсетшира, гражданином второго по величине города всей Англии, Уэльса, Шотландии и Ирландии.
Из пятидесяти тысяч душ, проживающих на территории Бристоля, только семь тысяч считались фрименами и имели право голосовать.
— Вакцина действует? — спросил Ричард у жены, склоняясь над колыбелью. Уильям Генри забылся беспокойным сном.
— Да, дорогой. — Нежные карие глаза Пег вдруг наполнились слезами, губы задрожали. — Теперь будем молиться, Ричард, чтобы он не заболел оспой. Впрочем, жар у него не такой сильный, как был у Мэри. — И она легонько подтолкнула мужа. — Ступай прогуляйся как следует. Можно и шагать, и молиться одновременно. Иди, Ричард, прошу тебя. Если ты останешься здесь, отец разворчится.
После кратковременной паники, которая охватывала город за считанные минуты, едва возникала угроза мятежа, Брод-стрит погрузилась в апатию. Проходя мимо «Американской кофейни», Ричард на минуту остановился, рассматривая раскачивающиеся чучела Джона Хэнкока и Джона или Сэмюэла Адамса. Из столовой «Белого льва», где обедали члены «Общества непоколебимых», до него долетали взрывы смеха и злобные выкрики. Губы Ричарда презрительно скривились; Морганы были преданными сторонниками вигов, их голоса обеспечили успех Эдмунду Берку и Генри Крюгеру на выборах в прошлом году — и каким же посмешищем они стали! А как разозлился лорд Клер, почти не получив голосов!
Быстрыми шагами Ричард двинулся по Корн-стрит мимо знаменитого постоялого двора «Куст», принадлежащего Джону Уику, где разместился клуб союза вигов. Возле него Ричард повернул на север, на Смолл-стрит, и вышел к Ки-Хед и Стоун-бриджу. Оттуда открывался изумительный вид — нечто вроде широченной улицы, заполненной кораблями в паутине такелажа. Над дубовыми корпусами судов возвышались только мачты, реи, штаги и тучи. С берега реки Фрум не было видно ничего — кроме множества кораблей, терпеливо ждущих, когда закончатся положенные двадцать недель стоянки и начнется новый рейс.
После отлива стремительно начинался новый прилив: за каких-нибудь шесть с половиной часов уровень воды во Фруме и Эйвоне поднимался на тридцать футов, а затем вновь падал на те же тридцать футов. Во время отлива корабли погружались в зловонный ил, круто спускающийся к середине реки, и медленно колыхались в нем; во время прилива корабли вновь держались на плаву, как и положено. Немало килей покривилось и покоробилось во время отлива в бристольском иле.
На время отвлеченные видом стройного ряда судов, мысли Ричарда вновь потекли по привычной колее.
«Господи Боже, услышь мою молитву! Спаси и сохрани моего сына! Не отнимай его у меня и его матери…»
Он был не единственным, но старшим сыном своего отца; его брат Уильям имел свою лесопилку на берегу Эйвона, близ Каколд-Пилл и стекольных заводов, а три сестры удачно вышли замуж за фрименов. В городе насчитывалось немало Морганов, но сам Ричард принадлежал к клану давних эмигрантов из Уэльса, которые прожили в Бристоле так долго, что сумели обрести твердое положение в обществе. И действительно, кузен Джеймс-аптекарь, гордость клана, владел крупным предприятием, входил в гильдию купцов и корпорацию, отправлял щедрые пожертвования в богадельни и надеялся когда-нибудь стать мэром.
Отец Ричарда не был ни гордостью клана, ни его позором. Окончив начальную школу, он некоторое время служил помощником трактирщика, получил патент, уплатил пошлину, стал фрименом и поставил перед собой цель купить собственную таверну. Женился он согласно своему положению в обществе: Маргарет Биггз происходила из состоятельной фермерской семьи, живущей близ Бедминстера, и вдобавок ко всем прочим достоинствам умела читать, хотя писать ее так и не обучили. Дети, первой из которых стала девочка, рождались у супругов слишком часто, и поэтому, потеряв кого-нибудь из них, родители не оставались безутешными. К тому времени как Дик научился владеть собой и вовремя отстраняться от жены, в семье остались двое сыновей и три дочери — неплохой выводок, достаточно малочисленный, чтобы родители могли обеспечить его. Дик мечтал дать образование только одному сыну и возложил свои надежды на Ричарда, когда стало ясно, что Уильям, который был моложе брата на два года, не способен к учению.
Поэтому, когда Ричарду минуло семь лет, его записали в Колстонскую школу для мальчиков и обрядили в пресловутый синий сюртук, извещающий бристольцев, что его отец — бедный, но респектабельный приверженец англиканской церкви. И само собой разумеется, на протяжении следующих пяти лет в голову Ричарда вдалбливали азы грамоты и арифметики. Он учился писать четким почерком, считать в уме, корпел над «Галльскими войнами» Цезаря, речами Цицерона и «Метаморфозами» Овидия, поощряемый жгучими ударами трости и язвительными замечаниями наставника. Поскольку учился Ричард прилежно, но не блестяще и был наделен неброской привлекательностью, годы пребывания в благотворительном заведении мистера Колстона он перенес лучше многих и с большей пользой для себя.
Когда Ричарду исполнилось двенадцать лет, пришло время дополнить образование изучением какого-нибудь ремесла. К изумлению родных, он не пошел по стопам Морганов. Среди достоинств Ричарда были способности к механике, к складыванию кусочков мозаики и поразительное для столь юного существа терпение. По собственному выбору он был отдан в ученики к сеньору Томасу Хабитасу, оружейному мастеру.
Этому решению втайне обрадовался отец Ричарда, довольный тем, что хоть кто-то из Морганов избрал стезю ремесленника, а не торговца. Кроме того, война была неотъемлемой частью жизни, а оружие — атрибутом войны. Человек, умеющий делать и чинить оружие, едва ли стал бы пушечным мясом на поле боя.
Семь лет ученичества принесли Ричарду немало радостей во всем, что касалось работы и учения, хотя удобства оставляли желать лучшего. Как и всем подмастерьям, ему не платили; он жил в доме хозяина, прислуживал ему за столом, питался объедками и спал на полу. К счастью, сеньор Томас Хабитас был добрым человеком и превосходным оружейником. Хотя бы умел делать роскошные дуэльные пистолеты и охотничьи ружья, ему хватило проницательности сообразить: чтобы процветать в этих краях, надо быть по меньшей мере Ментоном, а быть Ментоном за пределами Лондона невозможно. Поэтому он решил заняться изготовлением армейского мушкета, известного каждому солдату и моряку под названием «смуглая Бесс»: все сорок шесть деревянных и стальных дюймов этого оружия были коричневыми, словно орех.