– Грядет многопартийность, политическая система будет меняться быстро, и тогда остро потребуются аналитики, комментаторы, советники, которые владеют материалом, – наперебой увещевали они. – Вы будете нарасхват. Это же слава и деньги.
Да, ему хотелось славы и еще больше хотелось денег. С тех пор как мать вышла на пенсию, а он вырос, они стали переезжать с квартиры на квартиру, меняя большую площадь на меньшую с доплатой, потому что денег на жизнь не хватало. Стипендия, даже повышенная, какую он получал, была до смешного маленькой, но мать и слышать не хотела о том, чтобы сын бросил учебу и начал работать. Нищета стояла Валерию поперек горла, он хорошо помнил свое сытое и красивое детство среди старинных книг с золотым тиснением на переплетах и дорогих картин с автографами художников. Он понимал, что все это было продано, чтобы вырастить его, кормить хорошими натуральными продуктами с рынка, а не отвратительной химией из ближайшего магазина, возить его каждый год на море, в Прибалтику, снимая на все три месяца целый дом, а не крошечную конурку с двумя койками. Стоило это безумных денег, но мать шла на такие траты, чтобы три месяца летних каникул превращались не в три месяца лишений, унижений и стесненного положения, когда не знаешь, можно ли сюда ступить и здесь сесть, а в три месяца полноценной и полнокровной жизни, с книгами, которые брались с собой чемоданами, с мольбертом и занятиями живописью, с телевизором и проигрывателем, на котором мама крутила свои и его любимые пластинки.
Став взрослым, он не забыл тех жертв, которые были принесены во имя его здоровья и благополучия. То, что он должен найти свою золотую жилу, сомнению не подвергалось. Но путей было два.
Заниматься ненавистной социологией и осточертевшей политологией, от которых его воротит, и в скором времени добиться положения и известности, должностей и денег, вполне приличных денег, достаточных для того, чтобы дать матери хотя бы несколько лет достойной и пристойной старости.
Или заниматься тем, что ему интересно, что он любит по-настоящему и хорошо знает, но в чем еще такая бездна непознанного – древними греками. Изучить как следует, а не по верхам, древнегреческий и читать их в оригинале, наслаждаясь слогом, стилем, глубиной и неожиданностью мыслей, остротой суждений и язвительностью оценок. Кому сегодня нужны древние греки? Кого они интересуют? Поистине, есть науки, которые являются уделом только богатых. Ибо нищий, занявшийся древними греками, так и сдохнет в нищете под забором, потому что древними греками не заработаешь себе даже на костюм, в котором можно выйти на трибуну университета и прочитать лекцию об этих самых древних греках. Нищий должен заниматься химией и биологией, чтобы ставить свое дело в пищевой или текстильной промышленности, нищий должен становиться юристом или экономистом. А древних греков оставить элите – миллионерам. И Валерию Турбину пришлось решать, а не заняться ли ему своими любимыми греками, а денег добиваться не профессиональной деятельностью, а сексуальной активностью.
Он выбрал греков. И стал пристально искать среди окружающих его девушек и женщин ту, которая могла бы стать его золотой жилой. В идеале он представлял себе, что найдет молодую, в возрасте до тридцати пяти лет, деловую женщину, у которой все есть и которой муж нужен только для постели, а не для душевных разговоров, не для выполнения мужской домашней работы и не для пробивания ее безумных проектов. Он сразу поставит ей условие: он не лезет в ее дела, он не требует от нее внимания, ему не нужно, чтобы она за ним ухаживала, готовила ему по утрам завтраки и подавала их в постель. Ему не нужно, чтобы она ему доверяла свои секреты и делилась проблемами. Ему не нужно, чтобы она таскала его с собой на приемы и светские рауты, она может ходить на эти мероприятия с любовниками и поклонниками. Ему нужен минимальный достойный комфорт для себя и деньги для матери. За это он будет исполнять свой супружеский долг безотказно в любое время, в любом месте, в любой форме и с любой интенсивностью.
Но жизнь, как водится, оказалась от идеала далековата. Те женщины, которые уже чего-то добились, завели собственное дело и крепко стояли на своих стройных финансовых ногах, совершенно, как выяснилось, не нуждались в автоматических трахальщиках. Им нужна была душевная близость, теплота, нежность, дети. Им хотелось о ком-то заботиться или чтобы заботились о них. В любом случае Валерий, которого в этой жизни интересовали только философские учения древних греков, их никак не устраивал. Те же, кому нужен был голый секс, оказывались либо молоденькими и с финансовой точки зрения спорными, либо такими акулами, что с ними и в постель ложиться страшно было. Так что с выгодной женитьбой пока что не очень получалось, а мать тем временем снова поменяла квартиру, и они снова переехали…
И вдруг появилась Катя Голованова, студентка, так похожая на него, влюбленная в философию, знающая и тонко чувствующая материю. С ней было интересно разговаривать, с ней хорошо было гулять подолгу после занятий, до позднего вечера, потом провожать ее до подъезда и каждый раз убеждаться в силе своей привлекательности. Катя совершенно теряла голову, и, если бы на дворе было лето, они бы наверняка ухитрялись заняться любовью прямо здесь, на лестнице, между этажами. Но стоял декабрь, и одежды на них было многовато.
Еще немного, и Турбин бросил бы к чертовой матери своих любимых греков, сменил бы тему диссертации и защитился по политологии. Он уже почти готов был сделать Кате предложение и думал только о том, что сначала надо бы найти хату, где переспать с ней хоть разочек, а то как-то несовременно делать предложение девушке, с которой ни разу не был близок. Еще немного, и…
Но все сорвалось. Катя привела в институт свою подружку, богатую бездельницу Элю, дочку крупного фирмача. И Валерий отступил, дал слабину. Эля оказалась такой доступной добычей, у нее совсем не было мозгов, зато был южный темперамент и высокая потребность в сексе, а также богатый папа, который мог пристроить Валерия на какую-нибудь необременительную денежную работу. Мало ли в крупных фирмах непыльных должностей, где и уметь-то ничего не нужно.
Окрутить глупенькую хорошенькую Элю не стоило ни малейшего труда. Он видел, как страдает Катя, клял себя последними словами, но, выбирая между нею и греками, отдавал предпочтение грекам. Они все-таки были ему интереснее и нужнее.
Валерий был достаточно предусмотрителен, чтобы заставить Элю скрыть от родителей подачу заявления в загс. Он прекрасно понимал, что Бартоши не умирают от желания видеть его в своей семье, поэтому старался как можно меньше мелькать перед ними, чтобы у них сложилось впечатление, что он – просто очередной поклонник, никакой опасности не представляющий. Он хотел, чтобы Эля поставила мать и отца в известность уже после регистрации брака, когда сделать ничего нельзя будет и придется смириться. Но Элька, конечно, не выдержала и проболталась. Две недели перед свадьбой превратились в настоящий ад. Едкая и циничная Тамила проедала им печень рассуждениями о том, что нельзя жениться с бухты-барахты только потому, что захотелось в постель. Она была достаточно проницательна, чтобы правильно понять расстановку сил в паре, которую составили ее нежная избалованная девочка, привыкшая все получать по первому требованию, и нищий аспирант, привыкший все получать при помощи предмета, находящегося в лобковой зоне.