Утром она очнулась от непривычного ощущения чужого тела рядом с собой. Испуганно повернулась и обмерла от ужаса. Она провела ночь с санитаром из морга. Господи! Она, внучка аристократа, дочь образованнейшего интеллигентного человека, известного архитектора, она, доцент медицинского института, лишилась девственности в объятиях пьяного мальчишки. Как это могло произойти? Нет, нет, нет!
Она быстро растолкала крепко спящего Павла, который спросонок никак не мог понять, почему она так сердится и почему выгоняет его.
– Уходи, Паша, – говорила она, не глядя ему в глаза, – уходи, пожалуйста, поскорее. Мне нужно на работу.
Он разозлился, но виду не подал. Подумаешь! Пусть скажет спасибо, что хоть на старости лет мужика узнала, а то так и померла бы целкой. Уходя, успел незаметно для хозяйки сунуть в карман лежащее в открытой шкатулке дорогое кольцо с бриллиантами и изумрудом.
Тогда он ушел и, учитывая унесенное с собой кольцо, больше у Вероники Матвеевны не появлялся. Через год примерно его посадили в первый раз за хулиганство – в лесопарке он подкарауливал женщин и распахивал перед ними плащ, под которым из расстегнутых брюк на них гордо взирал его возбужденный член. Отсидев положенные ему два года, он вернулся в тот же морг. На такую работу желающих днем с огнем не сыскать, поэтому брали всех, даже и с десятком судимостей, не то что с одной. Прописку, правда, удалось пробить только подмосковную, но это Павла не смущало. В восьмидесятом году он снова попался, на этот раз за то, что удовлетворял свои сексуальные притязания прямо на рабочем месте, с трупами женщин, как молодых, так и не очень. Адвокат тогда попался молоденький, очень хотел себя перед судом показать, старался, убеждал суд, что признаком хулиганства является совершение действий, оскорбляющих общественную нравственность, то есть действий, которые общественность может наблюдать, видеть. А подсудимый Смитиенко совершал свой грех тайком, стараясь, чтобы его никто не увидел, и совершенно не имел в виду эту самую нравственность оскорблять. Но суд его плохо слушал, потому что даже если адвокат и был прав, то все равно по какой-то статье нужно же было отреагировать на содеянное. Вот и отреагировали сроком за особо злостное хулиганство по признакам особого цинизма. На восемь лет, на полную, стало быть, катушку отвесили.
Вернулся он в восемьдесят пятом, вышел условно-досрочно, без зубов, почти без волос, весь насквозь прочифиренный и парами ацетона пропитанный. И встретил случайно на улице Веронику Матвеевну Турбину, которую не видел к тому времени без малого два десятка лет. Вероника почти не изменилась за эти годы, только стала, кажется, еще меньше ростом да усохла как будто. Впрочем, она и тогда, в шестьдесят седьмом, была стройной и миниатюрной, с фигуркой, как у девочки, узкими бедрами и плоской грудью. Рядом с ней шел высокий красивый черноволосый парень, который кого-то сильно напоминал Павлу, только он никак не мог вспомнить, кого именно. Он подошел к Турбиной, гадко ухмыляясь. Про украденное когда-то кольцо он уже давно забыл, поэтому совершенно не смущался.
Она узнала его сразу. Узнала – и в ужасе шарахнулась в сторону, кинув быстрый затравленный взгляд на идущего рядом парня. И в этот миг Павел Смитиенко все понял. Конечно, парень-то – вылитый он сам двадцать лет назад. Рост, масть, фигура, глаза – все в нем от него, от Павла.
– Как поживаете, Вероника Матвеевна? – вежливо осведомился он. – Рад снова вас встретить.
Она смешалась. Говорить, что он ошибся и они незнакомы, – глупо, раз он назвал ее по имени.
– Спасибо, у меня все в порядке, – нервно ответила она.
– Это сынок ваш?
– Да.
В ее глазах Смитиенко увидел такую явную панику, что план созрел у него в голове мгновенно.
– Хороший парень, – одобрительно кивнул он. – А вы все там же живете, не переехали никуда?
– Нет, живем все там же, в том же доме, на соседней улице, – ответила она уже спокойнее. Видно, решила, что Павел ни о чем не догадался.
Они поговорили еще минут пять о каких-то пустяках. Турбина распрощалась с ним, не скрывая своего облегчения. Но радость ее оказалась преждевременной. Павел правильно сообразил, что она все отдаст, лишь бы скрыть от этого рослого красивого парня – своего сына – правду об отце. Интересно, какую легенду она ему втюхала? Папа – полярник, погибший во время выполнения ответственного задания Родины? Или пожарник, отдавший жизнь, спасая людей? Или еще что-нибудь душещипательное?
Веронику Матвеевну он подкараулил на улице, когда та шла одна. И сразу же без обиняков высказал ей свои требования. За тунеядство нынче статьи нет, потому работать он больше не будет, а на то, чтобы жить тихо-мирно, попивая водочку всласть, деньги ему будет давать Вероника Матвеевна. А иначе она сама знает, что будет. Вот мальчонка-то обрадуется! Папку родного наконец обнимет. Естественно, для полноты картины Смитиенко рассказал ей не только о том, что был дважды судим, но и о том, за что конкретно. В красках рассказывал, не стеснялся. Чтоб знала заранее, какие приятные известия может принести Павел ее дорогому сыночку.
С тех пор так и пошло. Турбины переехали, потом еще раз, и еще, и каждый раз от этих переездов у Вероники Матвеевны оставались деньги, которые уходили в бездонный карман Павла Смитиенко. А теперь сынок единственный жениться собрался. Павел, конечно же, полюбопытствовал, что да как. Приехал к дому, где жила Вероника с сыном, выследил парня, дождался, когда тот со своей девушкой встретится, глянул оценивающе, да потом не поленился – посмотрел, где она живет, вызнал, кто такая. От услышанного аж слюнки потекли. Если все сладится, можно больше не трогать старуху, которую трахнул много лет назад по пьяни. Можно будет за сынка приняться. Тот небось тоже не захочет, чтобы новая родня узнала, какой у их зятя чудный папашка, так что отстегивать станет по первому требованию – только успевай карман подставлять. Вот так-то лучше будет…
Плешивый бизнесмен, которого приятели называли Степашкой, отстегнул поводок от ошейника своего огромного лохматого «кавказца» Пини и присел на лавочку. Сейчас подойдут эти кровососы и начнут его терзать – как, да что, да почему. У него было что им ответить, но только неизвестно, удовлетворит ли их то, что ему удалось узнать.
Вчера после встречи в Сокольниках он разыскал Ларису Самыкину, любовницу сбежавшего Сереги Артюхина. Лариса клялась, что не знает, куда делся ее дружок, и рассказала, что сначала они с Серегой соорудили красивое и ничем не опровергнутое алиби. Якобы в тот момент, когда где-то там, на другом конце города, какой-то подлец насиловал женщину, Артюхин был совсем в другом месте. Ему нужен был дом, в котором находилась аптека, и он спросил дорогу у нее, случайной прохожей. Все было продумано тщательно, чтобы следователь мог потом эту случайную прохожую найти. Артюхин заявил, что девушка, несмотря на холодную погоду, была в джинсах и майке, без головного убора, из чего можно было сделать вывод, что она живет прямо в том доме, возле которого ее и остановил Сергей. Наверное, выскочила в булочную за хлебом или в киоск за сигаретами. Конечно, девушку нашли, тем более что Артюхин описал ее очень подробно, и, конечно же, она вспомнила молодого человека, который спрашивал у нее дорогу. И даже время, когда это случилось, назвала точно. Она, дескать, смотрела по телевизору двухсерийный фильм, а в перерыве, пока шел выпуск новостей, выскочила на минутку в магазин. Следователь посмотрел программу: в тот день действительно шел двухсерийный фильм (еще бы ему не идти, ведь Сергей с Ларисой тоже эту программу чуть не наизусть выучили), и перерыв с выпуском новостей был как раз в то время, когда было совершено изнасилование потерпевшей Петричец.