— Что у тебя завтра? — спросила Сэнди.
— Какая-то встреча на седьмом этаже.
— С кем?
— Он не сказал. Вероятно, с каким-нибудь помощником заместителя начальника отдела оперативной работы. Я плохо помню расстановку сил в Лэнгли. В общем, кто-то будет рассказывать мне, какое роскошное приданое они приготовили мне к пенсии. Сэнди, я думаю, что и впрямь, наверно, пора завязывать.
Он не стал добавлять, что никогда, в общем-то, не верил, что доживет до таких лет. Получается, везение еще не полностью изменило ему. Замечательно! Нужно будет купить ноутбук и всерьез заняться мемуарами. А сейчас — встать, потянуться, снять пиджак и повесить в шкаф, пока Сэнди не принялась бранить его за неаккуратность. На лацкане красовалась небесно-голубая полоска с пятью белыми звездочками, орденская лента Медали почета. Медаль устроил ему Джек Райан, изучив его послужной список и пространный документ, подготовленный вице-адмиралом Датчем Максвеллом, упокой Господь его душу. Когда Максвелл снялся с довольствия в восемьдесят третьем году, его тут не было — он мотался по Ирану, пытаясь выяснить, уцелел ли кто-нибудь из его агентурной сети, за которую крепко взялась иранская госбезопасность. Контрразведка лютовала страшно, но ему все же удалось вывезти пять человек вместе с семьями через Объединенные Арабские Эмираты. Сонни Максвелл еще летает командиром экипажа в «Дельта эрлайнс», у него четверо детей. И поводом для награждения послужило то, что он вытащил Сонни из Северного Вьетнама. Теперь кажется, будто это случилось в предыдущий ледниковый период. Но за это он получил ленточку, которой может хвастаться. Это вам не мячи гонять по полю. Где-то у него лежат аккуратно свернутый парадный жакет с нашивками старшего боцмана и эмблемой «морских котиков», сверкающей, словно фольга с бутылки «будвайзера», и черные ботинки от парадной формы. В любом флотском старшинском клубе его будут поить пивом бесплатно, вот только — Иисус! — нынешние старпомы кажутся такими юными. А ведь когда-то он воспринимал их ровесниками Ноя.
Однако хорошо, что он все еще не помер. И имеет возможность думать о почетной отставке и даже о мемуарах, если, конечно, Лэнгли когда-нибудь разрешит их опубликовать. Что маловероятно. Ему известно много такого, о чем лучше бы не знать никому, и в свое время сам сделал пару вещей, которых, пожалуй, не следовало делать, но куда деться, если в то время жизнь закинула его именно на эту лошадь? Те, кто сидит за столами в кабинетах Старой штаб-квартиры, редко это понимают, но ведь у них основные проблемы сводятся к тому, что кто-то занял удобное место на стоянке да в кафетерии не оказалось торта с корицей на десерт.
Из окна он видел Вашингтон. Капитолий, мемориал Линкольна, мраморный обелиск в память самого Джорджа и плюс к тому немыслимо уродливые дома, в которых расположились правительственные учреждения.
Для Джона Терренса Кларка это был целый город, состоящий из штабных крыс, нет, даже не крыс, а крысиного г…на. Для них реальность существовала в виде картонных папок, где должно быть подшито в нужном порядке множество бумаг, а если кто-то проливал кровь за то, чтобы все было так, а не иначе, это их крайне мало волновало. Их тут сотни, тысячи. У большинства из них есть жены — или мужья — и дети, но, даже зная это, трудно испытывать к ним что-то, кроме презрения — или, при случае, открытой ненависти. Но они живут в своем мире, а он — в своем. Эти миры могут соприкасаться, но никогда по-настоящему не встречаются.
— Рад, что вернулся, Джон? — спросила Сэнди.
— Пожалуй, что да. — Перемены предстояли тяжелые, но неизбежные. А куда жизнь уведет его отсюда — время покажет.
На следующее утро Кларк свернул направо с аллеи Джорджа Вашингтона, проехал по широкой дуге и миновал ворота с проходной, где вооруженный охранник нашел номер его машины в списке посторонних, имеющих право на въезд. Джону было разрешено поставить машину на стоянке для посетителей, раскинувшейся справа и слева от большого свода главного входа.
— Так, сколько же нам придется ждать, прежде чем они предложат нам заняться поисками новой работы, а, Джон? — спросил Доминго.
— Думаю, минут сорок. Такова уж их вежливость.
После этого умозаключения они вылезли из арендованного «Шеви» и подошли к входной двери, где их встретил незнакомый ОСОБ, то есть офицер службы охраны и безопасности.
— Мистер Кларк, мистер Чавес. Я — Пит Симмонс. Добро пожаловать домой.
— Дом, милый дом… — протянул Джон. — Вы?..
— Безопасность и охрана, жду назначения. Два месяца как с Фермы.
— Кто у вас там был инструктором?
— Макс Дюпон.
— Макс еще не на пенсии? Отличный парень.
— Хороший учитель. Он кое-что рассказывал о вас обоих и показывал учебный фильм, который вы сделали во втором году.
— Помню, как же, — ответил Чавес. — Смешать, но не взбалтывать. — Он хохотнул.
— Доминго, помнишь: «Я не пью мартини»?
— Хотя и не такой красавчик, как Шон Коннери. Симмонс, а что лично вы вынесли из этого фильма?
— Не торопиться с решениями и не ходить посередине улицы. — Вообще-то, эти правила и впрямь можно было назвать основными заповедями полевого агента.
— Так с кем же мы встречаемся? — поинтересовался Кларк.
— С помощником заместителя директора Чарльзом Самнером Олденом. В народе — ПЗДО.
— Политический назначенец?
— Именно так. Гарвардская Школа Кеннеди. Держится, правда, вполне дружелюбно, но иногда мне кажется, что он вовсе не одобряет то, чем мы тут занимаемся.
— Интересно, чем занимаются Эд и Мэри Пэт?
— Эд в отставке, — ответил Симмонс. — Мэри Пэт перешла в НКТЦ. Ох и молоток тетка!
— Ни разу не встречал полевого агента с такими, как у нее, инстинктами, — сказал Кларк. — Все, что она говорит, можно смело закладывать в банк.
— Вот и думай теперь, почему президент Килти не захотел оставить ее и Эда на службе, — добавил Чавес.
«Нет, тут дело нечисто», — думал Кларк.
— Как тут настроение? — спросил он, когда они миновали турникет. Симмонс приложил к пульту карточку, а потом дал знак сидевшему поодаль вооруженному охраннику, который нажал кнопку, чтобы Кларк и Чавес смогли пройти.
— Не самое лучшее. Полно народу толчется в директорате стратегической разведки, ну а из наших — последнего выпуска Фермы — пока что никто не получил назначения.
— А откуда вы сюда попали?
— Был копом. Бостонская городская полиция. Завербовался по «синему набору». Окончил, конечно, не Гарвард, а Бостонский университет. Языкознание.
— И какие же языки?
— Сербский, немного арабский и пушту. Обещали отправить в Монтерей, довести их до уровня, но так и забыли.
— Два последних вам пригодятся, — заметил Джон. — И спортивная подготовка. В середине восьмидесятых я провел некоторое время в Афганистане, так тамошние горы вымотают и горного барана.