— Когда Цутому упал, я принялся все-таки тушить огонь. Я бил по нему голыми руками. Потом я догадался снять рубашку и принялся сбивать ею пламя. Но все было напрасно, я опоздал: Цутому сгорел изнутри.
— Когда рассказываешь, кажется, что прошла целая вечность, но на самом деле все происходит в считаные секунды, — сказала Тикако. — Так что вы наверняка среагировали очень быстро. Вы кинулись к брату и всеми силами старались потушить огонь. Это обычное заблуждение: когда потом вспоминаешь, кажется, что все происходило как в замедленной съемке.
Она не просто бормотала первые пришедшие на ум слова утешения. Такое действительно происходит: время как бы замедляется в условиях катастрофы или иных чрезвычайных ситуаций. Не удлиняется само время, а процесс обработки информации в мозгу ускоряется в два-три раза. Поэтому обостряются все чувства, проясняется восприятие, а потому воспоминания о событии остаются необычайно яркими. Но тело отстает от скорости мозговых процессов и реагирует как обычно. Вот почему люди, пережившие аварию, когда вспоминают о ней впоследствии, нередко упрекают себя за неуклюжие, бессмысленные и медлительные действия. Это тяжелые переживания, и встречаются они довольно часто.
— Я продолжал сбивать этот проклятый огонь, но уже с мертвого тела. Братик мой погиб, — добавил Макихара каким-то безжизненным голосом. — Теперь уже я кричал во всю мочь. Я все еще сбивал пламя, но оно уже погасло, хотя и оставались только искры и дым, когда услышал, как кто-то окликает меня. Должно быть, люди на дороге увидели языки пламени и подошли к ограде парка, окликая меня: «Эй, с тобой все в порядке? Что случилось?» Я не мог не только говорить, но даже дышать и только весь дрожал. По лицу текли слезы, а глаза еле открывались. После я обнаружил, что у меня полностью обгорели ресницы. — Детектив в изнеможении потер лицо. — Но слух мой работал. И я услышал, что кто-то всхлипывает рядом — явно не я. — Макихара поднял голову и указал на песочницу. — Я ведь говорил, что там была поставлена небольшая горка для детей? Что мой брат хотел пробежать под ней — и внезапно загорелся?
— Да, говорили, я помню.
— Я стоял на коленях слева от Цутому. С того места я видел пространство под горкой, со стороны лестницы. Там сидела, скрючившись, девочка примерно одного возраста с Цутому.
В парке горели несколько фонарей, но было уже совсем темно, солнце село, и в тени под горкой ее было трудно различить. Он видел только, что на ней надет ярко-желтый свитер и что она плачет, закрыв лицо руками. Она всхлипывала, раскачиваясь из стороны в сторону.
— Я с трудом поднялся и хотел подойти к ней, но едва держался на ногах. По-моему, я окликнул ее: «С тобой все в порядке? Ты не пострадала?» Примерно такими словами. Я решил, что она плачет, потому что испугалась огня.
Но девочка вскочила так стремительно, что юбочка веером взметнулась вокруг ног. У нее было хорошенькое личико, все залитое слезами. Она испуганно взглянула на Макихару, потом посмотрела на тлеющие останки Цутому.
— Я очень сожалею, — еле слышно прошептала она. — Я просила его оставить меня в покое, но он продолжал дразниться. Мне очень-очень жаль, что я подожгла его. Очень-очень жаль…
И она бросилась бежать. Макихара даже не сразу сообразил, что она побежала вовсе не туда, где раздавались голоса людей, спешащих на помощь, нет, она побежала прочь.
— Когда я пришел в себя, она уже скрылась, — сказал молодой человек. Создавалось впечатление, что он до сих пор видит отпечатки ее следов, — так точно следовал его взгляд по тому пути, по которому скрылась эта девочка двадцать лет назад. — Затем появились взрослые и вызвали «скорую». Подъехала полиция, прибежали мои родители… — Макихара отвел взгляд от того давнего пути, по которому убежала девочка, и повернулся к Тикако. Его лицо исказилось. — По-моему, вначале родители заподозрили, что я спятил.
— Почему?
— Я все время твердил: «Девочка подожгла Цутому, девочка сожгла Цутому, надо найти эту девочку» — и не мог успокоиться.
— А люди, прибежавшие на помощь, ее не видели?
— Нет, не успели.
— Но вы ее видели. И слышали, как она сказала: «Мне очень жаль, что я сожгла его».
— Да.
— Взрослые не поверили вам?
Макихара слегка вздернул подбородок:
— Восемьдесят два процента тела Цутому покрывали ожоги третьей степени. Причем не только кожу — обожжены были и пищевод, и дыхательное горло. Его тело выглядело так, будто он совершил акт самосожжения. Но было одно отличие…
— Не было ни следа катализатора? — подхватила Тикако. — Похоже на то, с чем мы имеем дело сейчас.
Молодой человек кивнул:
— Никаких следов бензина или керосина на теле. На нем были хлопчатобумажные джинсы, белье и акриловый свитер, но они почти не пострадали, по крайней мере меньше, чем его тело. — Макихара тряхнул головой, словно приходя в себя и обнаруживая, что они стоят на холодном ветру, и стянул воротник вокруг шеи. — Общее мнение сводилось к следующему: никаких следов катализатора, а без этого тело даже такого малыша невозможно настолько опалить, не использовав мощного огнемета. Несчастный подросток уверяет, что это совершила девочка одних лет с погибшим братом и что он слышал, как она сказала: «Мне очень жаль», а потом в слезах убежала с места происшествия. Это ужасно, что на его глазах сгорел брат, и он просто сошел с ума.
— Но ведь они должны были хотя бы попытаться найти девочку. Они пытались? — спросила Тикако. — Во-первых, она свидетель. Кроме того, она произнесла очень важную фразу: «Я просила его оставить меня в покое, но он продолжал дразниться». Вы же говорите, что, даже с вашей точки зрения, с точки зрения старшего брата, он был сущим бесенком. Девочка могла учиться вместе с ним и вполне могла натерпеться от него. Вот она — умышленно или ненароком — и сожгла его. — Изо рта Тикако шел пар от дыхания, но она с негодованием развивала свою мысль: — Она прячется под горкой. Цутому бежит и собирается пробраться туда же. Тут он замечает ее. Цутому удивляется и недоумевает: «Что она-то здесь делает?» Если он всегда дразнил ее… Словом, он останавливается. Что-то ей говорит. И в следующий миг — он в огне. Вероятность того, что девочка могла что-то знать, сто процентов!
Тикако ожидала, как на это откликнется Макихара, но по его лицу с закрытыми глазами трудно было судить.
— Они попытались вести расследование, — тихо сказал он. — Искали девочку возраста Цутому. Предъявляли мне множество фотографий девочек из школы Цутому и из других школ. Но ее там не оказалось. Ни на одной фотографии не было девочки, которую я видел на месте происшествия. Может, я в конце концов запутался, потому что фотографий было слишком много, но в любом случае я не опознал ее. Понятно, какие последовали выводы: «Ах, значит, этой таинственной девочки среди них нет? Скорее всего, ее и вовсе не существовало. Вообще, рассказ уж больно чудной. Девочка просит прощения за то, что сожгла его брата? Ну да, конечно. Девочка разгуливает по парку с огнеметом? Чтобы испепелить обидчика на месте? Нет уж, увольте. Это просто бред, да и только». — Макихара произносил все это таким тоном, словно зачитывал программу мероприятия, на которое идти не собирался. — Я предполагал, что они рассуждали примерно так, но поделать с этим ничего не мог. Даже родители поверили, что я просто помешался от горя. Потом все решили, что я лгу. Учителя, полиция, пожарные. Они так и сказали моим родителям. Родители, понятное дело, в шоке: «Как! Наш сын лжет? Выдумывает? Но он такой уравновешенный мальчик. Такой не по возрасту зрелый. С чего бы ему вдруг выдумывать такую дикую историю, да еще настаивать на ней?» Все это свелось к предсказуемому выводу.