— Почему ты не помыла голову, как я просил?
Девушка до того удивилась, что не сразу нашлась с ответом.
На затылке словно остался след его нежного прикосновения. Кровь бросилась ей в лицо.
— Да ты покраснела!
Коити рассмеялся и повернул на перекрестке, как только загорелся зеленый. Дзюнко до того рассердилась, что молча отвернулась к окну. Как он исхитрился так разозлить ее и в то же время заставил учащенно биться сердце? В глубине души она уже знала ответ, но безопаснее было притвориться перед самой собой, что она ни о чем не догадывается.
— Я тебя рассердил? — спросил ее спутник с озорной улыбкой. — У тебя кто-нибудь был?
Дзюнко промолчала.
— У меня так перебывала куча подружек, — продолжил он посмеиваться.
Девушка принялась считать капли мокрого снега, стекавшие по лобовому стеклу.
— Зато я получал кучу подарков в Валентинов день, когда еще учился в школе, а школа у нас была очень передовая для тех лет. Девочек, правда, там училось немного.
— Неужели? — ехидно пробормотала Дзюнко.
Коити не обратил внимания на сарказм и продолжил вспоминать:
— И представляешь, единственная девочка, которая мне действительно нравилась, не обращала на меня внимания! Нам тогда еще не было четырнадцати, и все парни в школе были от нее без ума. Мне казалось, что рано или поздно она меня заметит: я ведь был так популярен! Но она предпочла другого парня, постарше, питчера из школьной бейсбольной команды, жутко способного.
Дзюнко перестала считать капли.
— Я решил пойти напролом и написал ей любовную записку. Целый день потратил, пока сочинил. Использовал для этого любовные романы. Моя мать глазам своим не верила: чтобы я сидел и читал, когда меня никто не заставляет? Она даже испекла торт!
Девушка против воли рассмеялась.
— Я не спал всю ночь. Окончательный вариант представлял собой настоящий шедевр. Я сам до слез растрогался. Объяснение в любви, крик души. На следующий день я вручил ей свое послание. Два дня спустя оно вернулось по почте. Нераспечатанным.
Дзюнко повернулась и посмотрела на него. Он искоса глянул на нее и снова рассмеялся:
— Правда ведь, могла бы прочитать? Заглянуть хотя бы.
— Может, ей не хотелось.
— В самом деле? Почему?
— Ну, может, она считала, что чтение письма станет чем-то вроде измены тому, другому, мальчику. В этом возрасте девочки бывают жутко старомодными. Разве тебе понравилось бы, если бы она открыла письмо и читала его вместе со своим парнем?
— Какой ужас! Как тебе такое в голову пришло?
— Видишь ли, девочки могут так рассуждать.
Помимо ужасной погоды и толп народу, повсюду то и дело возникали пробки. Машина медленно ползла вперед, останавливалась, снова ползла и снова останавливалась. При каждой остановке клоун покачивался туда-сюда.
— Это меня доконало. — Коити отрешенно смотрел перед собой. — И я использовал на ней свои способности. «Подтолкнул» ее.
Дзюнко перестала улыбаться. Коити сообщил ей, что он впервые осознал свою способность контролировать чужую волю, когда ему было тринадцать лет, так что он едва ли научился ею по-настоящему распоряжаться, когда все это происходило.
— Ты перестарался?
— Она разбила мое сердце. — По его лицу все еще блуждала легкая улыбка.
— Что произошло?
— Мы встретились.
— Ты «подтолкнул» ее на свидание с тобой?
— Н-да. Еще в школе я заставил ее согласиться, а после школы я пришел за ней к ним домой. Я даже представился ее матери. Когда мое воздействие ослабело, я снова ее «подтолкнул». Потом еще раз. Я опасался, что, если она придет в себя и скажет, что хочет домой, возникнут сложности.
— Куда вы пошли?
— Куда обычно ходят школьники? Много разных мест. Мы пошли в картинную галерею. Я решил, что ее родители не станут возражать. Стратегический прием.
Некоторое время они ехали молча, потом Дзюнко спросила:
— Тебе это понравилось?
— Нет, совсем не понравилось, — без колебаний ответил Коити.
Девушка не сомневалась в этом. Она закрыла глаза. Представила себе, как двое четырнадцатилетних подростков, держась за руки, неуклюже бредут по просторным залам картинной галереи. Должно быть, взрослым они казались очаровательной парой. Неужели никто не оглянулся и не посмотрел им вслед, обеспокоенный чем-то странным? Неужели никто не догадался, что на самом деле это не пара, а кукловод с куклой?
— Потом, когда я провожал ее домой, меня три раза вырвало.
Должно быть, Коити превысил свои тогдашние ресурсы.
— Божья кара?
— Что-то вроде этого. — Молодой человек нахмурился, и Дзюнко вспомнила, с чего начался разговор. Он спрашивал, был ли у нее кто-нибудь.
— Я всегда одна, — сказала она. — Я ни с кем не встречаюсь.
— Я так и думал, — уважительно заметил Коити.
— В отличие от тебя, со всеми твоими поклонницами.
— Наверное, ты очень стараешься, чтобы тобой никто всерьез не увлекся.
Простое замечание, но оно достигло цели.
— У меня даже друзей никогда не было. Когда я была маленькая, мы то и дело переезжали.
Ее сила проявилась задолго до того, как Коити узнал о своей. Родителям приходилось с нее глаз не спускать, когда она была еще грудным младенцем. Невозможно было предугадать, когда она зажжет огонь.
Дзюнко рассказала Коити о своих родителях, дедушках и бабушках. Родители никаких особых способностей не имели, но понимали, что это такое. Они опекали ее, потому что ощущали свою невольную вину в том, что она появилась на свет с таким опасным даром. Девушка, со своей стороны, не винила в этом родителей. Она знала, что ее дети или внуки никогда не затаят на нее обиду, потому что у нее не будет ни детей, ни внуков.
Она знала, что на ней пресечется род ее родителей, дедушек и бабушек и прочих предков, потому что вряд ли найдется мужчина, способный влюбиться в женщину-огнемет.
— Мои родители изо всех сил старались обучить меня управлять этой способностью. Но это все равно что дрессировать дикое животное. Мои чувства то и дело выходили из-под контроля, я зажигала огонь, и нам приходилось снова и снова переезжать и менять школу за школой. Учителя не знали, как со мной быть.
— Тебе, наверное, было одиноко.
Дзюнко про себя согласилась с ним. Но вслух сказала нечто иное:
— Зато меня любили родители.
Коити бросил на нее быстрый взгляд и снова отвернулся. Мокрый снег повалил еще гуще, чем раньше.
— Они пожертвовали всей своей жизнью ради меня. Они отказались от всего — успеха, карьеры, денег — и жили исключительно для меня. Оглядываясь назад, я с трудом верю этому. Я бы так не смогла. Не сумела бы вырастить такое опасное дитя. Но мои родители не оставили меня до конца — пока не умерли.