Ну, а пока негласная поддержка Чавесом революционно настроенных формирований ощущалась во всем. Движение «Тупамарос» еще не стало для него обузой. В ближайшее время организация была востребована не меньше национальной гвардии. Когда существует угроза вторжения — всегда требуются партизаны. Выкорчевывать «Тупамарос» из политической колоды за ненадобностью было бы политической ошибкой и направило бы силу организации не против оппозиции, а против самой власти. Так что методы борьбы, а так же по большей части несанкционированные выходки активистов движения во дворце Мирафлорес при Чавесе предпочитали терпеть. Во всяком случае, никто не собирался разводиться с толпой своих сторонников, пока ими можно было управлять или договариваться.
Что будет потом? Одному Богу известно. Время для размежевания приходит строго в соответствии с обнаружением непримиримых разногласий. В России это случается аккурат после того, как легитимность выборов уже никого не интересует, и власть «устаканивается», ну а в Латинской Америке — оно наступает, либо когда правитель настолько защищен, что не боится физической расправы, либо никогда…
Массивный внедорожник не смог припарковаться прямо у банка. Сквер перед фронтоном небоскреба оккупировали митингующие вкладчики и держатели индивидуальных сейфов, требующие свои деньги обратно. Представители толпы, изображая из себя делегированных парламентариев, стучались в закрытые двери, вызывая топ-менеджеров. Однако саботажники не спешили выходить к народу, резонно полагая, что толпе бесполезно что-либо объяснять. Что бы они сказали этим неистовым крикунам? То, что виноваты вовсе не акционеры банка, а их любимый Чавес, что именно он разрушает банковский сектор своими популистскими мерами в финансовом сегменте экономики? Попытайся они заговорить с ними менторским тоном, используя профессиональную терминологию — их разорвали бы на куски прямо у позолоченной вывески «Меркантил банка».
Аслан, сопровождающий Тиану, не мог взять в толк, что здесь происходит, и что вообще происходит в Венесуэле… Когда пара подростков, лица которых скрывали черно-красные повязки, разбили обе камеры видеонаблюдения перед центральным входом, и толпа бесчинствующих вкладчиков устремилась вовнутрь, прорвав оцепление секьюрити и вышибив дверь на фотоэлементах, размышлять было поздно. Толпа внесла в помещение и его, и Тиану. Единственное, что сделал Аслан, это позвонил Шраму и сообщил, что ситуация вышла из-под контроля.
Я, вовсе не представляя себя знатоком венесуэльского колорита, все же почувствовал свое превосходство в информированности и в двух словах обрисовал Шраму местную политическую палитру. Это было моей попыткой убедить людей Гараева, что я не имею отношения к этой заварушке, что в стране революция, и что здесь кидают не только олигархов, но и бывших кидал.
Шрам, негодуя от своей беспомощности, вытолкнул меня из машины и под дулом пистолета повел в банк, где у меня не было ни цента, хоть я и выказывал негодование размером в четыре с половиной миллиона.
Толпа уже громила офисы и грузила копировальную технику в пикапы. Полиция как-то вяло противодействовала мародерам — все слышали объявление по радио об отзыве лицензии у этого банка и связях его владельца с контрреволюцией. Лишь когда раздались выстрелы, к зданию подъехали армейские грузовики, и мотоциклисты в бронежилетах.
— Вам что, особое приглашение нужно? — кричал на безвольных полицейских возглавляющий группу спецназа офицер Корсо, — Сами не можете разогнать кучку люмпенов с прутьями и битами. На кой черт у вас оружие!?
— Ага, натворишь дел, скрутишь по ошибке «чависта» из парламента или пришьешь не того — нас потом по головке не погладят, — честно оправдывался пожилой полисмен, не поспевая за Корсо и его людьми, уже входящими в холл, — Сейчас и не разберешься, кто прав, кто виноват. Сами знаете — революция… Газеты считают этих «тупамарос» уличными убийцами и погромщиками, а власти величают левых радикалов авангардом восстания. Вы же меня знаете, дон Альберто, я верой и правдой служу закону. Мне все равно, кто у власти — левые, правые, главное, чтоб порядок был. В стране, на улице, в семье… Чавес вон свою бывшую жену в парламенте терпит. Она его больше всех критикует. А нам как разобраться, кого можно трогать, а кого нет? Мне полгода до пенсии…
— Ладно, Рамиро, провокация это. Самая что ни на есть провокация. Никто не собирается отнимать у богатеев банки. Просто банкиры не желают делиться с нашим многострадальным народом. Они сами все это устроили. Берите всех и бросайте в грузовики. В участке будем разбираться, кто их надоумил. А то, что президент позволяет себя критиковать, доказывает, что он не диктатор.
— По мне, так лучше, чтоб он был диктатором… — сказал он и огрел пробегающего мимо молодчика дубинкой, — Грузите хулигана в грузовик! Проснитесь, сонные мухи! — орал он на своих опомнившихся подчиненных, — Приготовить противогазы. Дон Альберто, основная группа засела в депозитарии! Это в подвале. Предлагаю выкурить их оттуда газом! Подонки! Хотят поживиться за счет нашей революции!.. — Теперь, когда не последний человек в службе охраны самого президента объяснил, что бесчинствующие «чиканос» — обыкновенные мародеры и провокаторы, можно было пустить в ход все остатки прежней удали. При таком раскладе это никак не отражалось на предстоящей пенсии…
Тем временем в депозитарии банка продолжалась незаконная выемка денег и ценностей. Хулиганы, связавшие хранителя, вскрывали ячейки фомками. Далеко не у всех имелись ключи, большинство погромщиков никогда не открывали здесь счета, не делали вклады и не заводили ячейки.
Подступиться к сейфу Тиане помог Аслан, помрачневший от действующей на нервы суматохи. Их продвижению к вожделенной стальной дверце, одной из тысячи в бесконечных рядах сейфов, пытались было помешать. Кому-то из выдающих себя за городских партизан это стоило сломанной челюсти, а одному смуглому усачу, имевшему неосторожность «засветить» мачете, самой жизни. Аслан выстрелил в него дважды, прежде чем увидел, что девушка открыла нужную дверцу и извлекла из ящичка деньги. Аслан побледнел, когда понял, что все содержимое тайника легко уместилось в ее ладони…
— Ну что? — это был вопрос из-за спины и прозвучал он из уст Шрама. Боевик держал ствол наготове, и дуло этого ствола упиралось мне в бок.
— Похоже, нас кинули… — ответил чеченец и посмотрел на меня самым зловещим взглядом, очень жалея о том, что не может убить меня прямо сейчас. Но удар в нос я все же получил. Удар свалил меня с ног. Зря он так, я бы и сам упал — очень хотелось спать…
Густые клубы то ли дыма, то ли газа, повалившие из всех щелей, включая вентиляционные люки, не торопили меня с изложением новой версии о местонахождения миллионов Гараева.
Помещение охватила паника, трансформировавшаяся в давку. Люди бросились к выходу, но дверь с пуленепробиваемым стеклом уже была заперта. Следом за этим опустилась блокирующая решетка хранилища. Мышеловка захлопнулась.
Запахло гарью газовой атаки. Непроницаемая мутная пелена, похожая на серое облако, погрузила все во мрак. Люди теряли сознание, растирая слизистую оболочку глаз и надышавшись едкой смесью спертого воздуха и аэрозоли. Через пару минут в депозитарий ворвался отряд спецназа…