В зале не было ни души. Кто на поминках, кто отправился срывать зло на прохожих. Они здесь вдвоем, и Викочка интуитивно знала, как нуждался в ней этот дерзкий, заблудившийся парень, который может сделать для нее все, что угодно. Она давно прочитала в его глазах эту слепую готовность любым способом привлечь ее внимание. Ей импонировала эта очевидная симпатия, граничащая с безумием, эта неприкрытая страсть, примитивные реплики, нелепые ухаживания. Он огрызался и рисовался, стеснялся и хорохорился одновременно. А случай с киргизом… Тогда ей показалось, что он совершил убийство, отправил бедного киргиза на тот свет только ради нее… Чтобы покорить ее сердце, доказать, что он способен на многое. Доказать именно ей, а не кому-нибудь другому. Не Крассу, который только пользовался и ею, и им. Ей одной. Когда-нибудь она поделится с этим «пылким влюбленным» самым сокровенным, откроет ему свою тайну, и он изменится. Он поумнеет, ведь он хороший. И его очень жалко. Ведь его никогда никто не жалел. Так, как может пожалеть только мама или любящая девушка…
Незамысловатое ложе было узким, но Викочке было удобно. Его сексуальная застенчивость возбуждала девушку. Она разделась сама, заставив юношу-неумеху млеть и ожидать. Затем сорвала одежду с него. Здесь действовали ее правила, в них она была мастерицей, а он безропотным, послушным подмастерьем, несмышленым и уже совсем не гонористым. Раньше парни брали ее с ходу, напором, она переспала со многими из «фирмы», как только наскучила Крассу настолько, что он перестал ее ревновать и начал рекомендовать. И, казалось бы, ничем не возможно было удивить Викочку, но поведение Пыжа отличалось от всего этого необузданного опыта. Для нее это было ново. А для него – впервые.
Они плыли вдвоем к пристани наслаждения, качаясь в каноэ, где гребла женщина. Она же являлась штурманом, снисходительно взявшим на борт безбилетного пассажира. Она смотрела на него сверху, не закрывая глаз, и довезла его до конечной остановки, где они вышли вместе… Потом Викочка улыбнулась и ушла, одевшись на ходу. Не попрощавшись. А он недолго лежал с открывшимися только после ее ухода глазами. Скоро они снова закрылись, и в первый раз за три дня Пыж уснул прямо на кресле для штанги.
…Мирное шествие после отпевания и похорон Василия Красова, лидера фанатского «Братства», переросло в беспорядки не случайно. Брожение началось прямо у стен кладбищенского прихода, где часом раньше прошел обряд отпевания. Знал бы Пыж, что похороны обернутся бунтом. Не обиделся бы на родственников Красса, Вездехода и знатных надутых «фирмачей», позабывших пригласить его на поминки. Остался бы в эпицентре разворачивающихся событий. Тогда вряд ли бы он потерял девственность усилиями искусной и любвеобильной Викочки и ощутил бы вкус неги, сравнимой для него только с одним вкусом. С запахом крови… Хотя можно было не сомневаться: бесчинства продлятся и у Пыжа еще будет время наверстать упущенное.
– Они нас убивают, взрывают, а мы терпим! Пусть убираются! Пусть отделяются! – орали маленькие фюреры, не забывая завершать свои спичи слоганом «Русские, вперед!», но забывая, что призывают к тому, чего хотят и заклятые враги огромной страны. Отделения. Разрушения границ большого государства. Расчленения единого целого, жизнеспособного и живучего. Уменьшения великого, сужения его до беззащитного. Толпе было наплевать на перспективу глобальной и гипотетической слабости, она видела сиюминутную силу, идентифицироваться с которой было приятно, выгодно и безопасно. К тому же это горячило кровь. Молодую и глупую.
Идущие фаны и наци отправились в центр Москвы. На метро, на маршрутках, на автобусах и пешком… Сайты и форумы пестрели объявлениями о сборе возле соборной мечети. В блогах лидеров фанатов появились гневные некрологи. Тысячи демотиваторов обличали власть и глумились над инородцами. Активисты зазывали народ через социальные сети, отсылали тысячи эсэмэсок. Маленькими группками, ватагами, бандами, струйками… Все, у кого чесались руки, стекались к центру, к проспекту Мира, где будет объявлена Война, «Священная война», за которую сгодится заурядная Бойня.
Бойня уже началась на проезжей части. С сотен файеров, с речевок, с камней, переворачивания машин, где за рулем сидели «неправильные лица». Поджоги и погромы прокатились по барам, коими фактически или предположительно управляли «черные». Горели цветочные будки на Киевском вокзале…
Там, где горят цветы, могут загореться книги. Там, где выкрики становятся синхронным скандированием, – там к зову разума становятся глухи. И никого не остановит ни подачка правительства, ни даже грандиозное шоу с мировой знаменитостью. Единственным востребованным зрелищем там станет факельное шествие…
Под раздачу попадали почти все прохожие с неславянской наружностью. Таких в метро обнаружилось немало. А у мечети должно было оказаться целое войско, которое многотысячная толпа вознамерилась разбить в пух и в прах! Айда к «Куликову полю»! К цитадели вселенского зла! Ведь именно там, где долгие годы мирно уживалась по соседству с мечетью православная церковь, горячие головы представляли поле битвы, и это больное воображение навязало свои представления множеству.
Так уже было в истории, но история имеет странную особенность повторяться в фарсе. А фарс в России – жанр непопулярный. У нас он далек от искрометной вельможной комедии и игривой бытовой буффонады. Даже наша знаменитая клоунада имеет трагичный оттенок философии. Вот почему русский фарс гарантированно оборачивается народной драмой…
Пыжа разбудили верные «карлики». Они пришли вовремя, не нарушив минуты истинного блаженства, которое испытал Пыж с Викочкой, и позволив своему вожаку безмятежно поспать – пусть кратковременно, минут двадцать, но глубоко, без страха, терзаний, погонь и, главное, без ненависти. Наяву именно ненависть съедала его целиком, поглощала все до единой мысли, как навязчивый невроз психостении, и диктовала, как быть и что делать. Куда идти? Туда, где неприятель, а он везде! Только движение успокоит. Цель отвлечет. Она придаст непутевой жизни иллюзию смысла.
– Ты все проспишь! Подъем! Все идут к мечети на проспекте Мира! Там реальная заваруха! Круто! Машины горят! Движение парализовано! ОМОН снесли. Ссыкливые менты щиты и дубинки побросали!..
Пыж бежал… Первым… И он увидел Викочку. Она снова была рядом с ним!
– А ты куда?! – бросил ей Пыж на ходу.
– Я с вами! Я по телику увидела и сразу в зал к тебе. Хорошо, что застала… – отчиталась Викочка.
– У них там травматика и пики! – примеряясь к «подвигу», декларативно сообщил Пыж.
– А у вас, типа, нет? – улыбнулась девушка.
Да, она была в курсе всего, что было на уме у Пыжа и у его «карликов». Да и отделываться от нее Пыж не хотел. Совсем даже наоборот. Ему льстило присутствие красотки «Братства» в составе его команды. Прошлое Вики его не интересовало, ее особое внимание к нему, кого эти мажоры привыкли считать «вторым сортом» и неудачником, будоражило и окрыляло.
До проспекта Мира добрались без эксцессов. Если не считать пары стычек в метро, молниеносных, но незначительных. В вагоне «отоварили» одного «курносого» менеджеришку с портфелем. А у девушки кавказской наружности отобрали книжку, щелкнув по носу, из которого тут же хлынула кровь. Подумаешь, Толстого читает! «Войну и мир»! О каком мире может идти речь, когда гражданская война у порога! Книжку по дороге выбросили…