– Рита, я могу еще подумать о том, чтобы пойти работать к Рудину, но о том, чтобы помогать в расследовании сейчас, и речи быть не может. Я не стану связываться с нарушением закона. Здесь очень суровое местное начальство, и мне не нужны неприятности за занятие детективной деятельностью без лицензии. Тебе понятно?

– Мне понятно, что ты просто упрямый, несносный тип! – Она почти кричала.

И я вдруг понял, что ей было бы очень приятно, если бы ее нынешний любовник смог нанять на работу ее бывшего мужа. Я, дескать, вышла замуж за барина, а мой-то бывший, которого я бросила, теперь у него в холопах ходит. Ну, Ритка, ну, стервочка!

– Согласен, – миролюбиво сказал я, с трудом сдерживая смех. – Я упрямый и несносный. Но сидеть в тюрьме я не хочу. И иметь неприятности тоже не хочу. Имею я право этого не хотеть? Имею. У тебя есть возражения?

– Ты все-таки подумай. – Она чуть сбавила тон. – И если надумаешь, позвони Рудину. Вот его телефон.

Она протянула мне глянцевый прямоугольник визитной карточки, на которой было написано: «Киноконцерн РУНИКО. Рудин Борис Иосифович. Президент». Ниже – московские адреса и телефоны, а на обратной стороне шариковой ручкой нацарапан телефон местной гостиницы. Я сунул визитку в карман. Только сейчас я обратил внимание, что уже совсем стемнело, буквы на визитке я различал с трудом.

Я повернулся к Лиле и увидел, что она читает, поднеся раскрытую книгу к самым глазам. Все-таки я плохой отец, и меня не извиняет тот факт, что и Рита – плохая мать. Пока я решаю свои проблемы, мой ребенок дочитается до близорукости.

Мы вместе дошли до выхода с пляжа. Рите нужно было поворачивать налево, к гостинице, а нам с Лилей – направо.

– Что у вас будет на ужин? – придирчиво спросила Рита.

Я спохватился, что не купил никакой еды, а ведь магазины-то уже закрыты. Правда, открыты палатки, но тем, что там продается, детей кормить нельзя: соленые орешки, кексы, консервированные сосиски. Надеяться на то, что нас покормит Ирочка, было можно, но неприлично, мы и так сегодня ели приготовленный ею обед.

– Сегодня мы идем в ресторан, – независимо ответил я. – И будем есть форель с жареной картошкой. Да, Лиля?

Лиля посмотрела на меня своими огромными глазищами, в которых застыл немой вопрос, и тихо ответила:

– Да, папа.

Глава 6

Лиля уже давно спала, а я все крутился с боку на бок на своей кровати. Я знал, что за стеной не спит Татьяна, и эта мысль почему-то мешала мне успокоиться и заснуть.

Когда мы вернулись, Ирочки не было дома. Оказывается, она возвращалась, чтобы приготовить ужин, и снова ушла куда-то с Мазаевым. Таня сидела в своей комнате над материалами о пожаре.

– Хочу их побыстрее прочесть и отдать, – объяснила она. – Не дело это, когда служебные документы находятся в чужих руках. У парня могут быть неприятности. Да и мне спокойней.

Даже в литературном творчестве она оставалась следователем.

– Приходила ваша жена. Она вас нашла на пляже?

– Да, спасибо, Танечка.

– Она у вас красивая.

Татьяна сказала это без зависти, но и без восхищения. Просто констатировала факт. Следователь.

– Она у меня бывшая.

– Да? Я не знала.

– Разве Лиля вам не говорила? Мы уже три года в разводе.

– Дима, вам бы следовало давно уже перестать удивляться. Из вашей девочки слова не вытянешь, если специально не спрашивать. Из нее вырастет превосходная «ямка».

– Кто из нее вырастет? – не понял я.

– Ямка, в которую можно пошептать про свои тайны, засыпать песочком и быть уверенным, что никто никогда ничего не узнает. Она умеет держать язык за зубами.

– Что да – то да, – согласился я, невольно любуясь Таниными светлыми волосами и пухлыми, но очень ухоженными пальчиками.

С каждым часом она нравилась мне все больше и больше, и я начал сам себе удивляться – почему же я раньше совершенно не воспринимал полных женщин? Ритка мне глаза застила, что ли?

Тогда я пожелал Тане спокойной ночи и отправился к себе, но вот прошло уже полтора часа, а я все не засыпал. И Ирочка, судя по всему, еще не вернулась, во всяком случае, ни ее шагов, ни голоса я не слышал, а слух у меня хороший.

Осторожно, стараясь не разбудить Лилю, я встал, натянул джинсы и рубашку, сунул ноги в резиновые пляжные шлепанцы и вышел на галерею. Обогнув дом, я сразу увидел свет, падавший из окна комнаты, которую занимали девушки. Значит, Таня все еще читает документы.

Ступая на цыпочках, я подкрался к окну и заглянул в него. Так и есть, обе кровати пусты, Ирочка еще гуляет со своим социологом, а Таня быстро набирает текст на компьютере, поглядывая в лисицынские бумаги. Минут через пять я очнулся и понял, что стою как дурак и таращусь на Татьяну, не в силах пошевелиться. Она все-таки действует на меня завораживающе.

Решение созрело в моей голове раньше, чем я вообще успел что-либо понять. Я быстро вошел в комнату, подошел к Татьяне и взял ее за руку.

– Пойдем, – сказал я шепотом, удивляясь себе и плохо понимая, что я делаю и зачем.

– Куда? – так же шепотом ответила она.

– В сад.

– Зачем?

– Затем. Пойдем.

Она послушно поднялась и спустилась вслед за мной по лестнице. Я повел ее в темную ароматную глубину сада, ни секунды не сомневаясь в том, что делаю все правильно. Не знаю, откуда появилась эта уверенность. Просто я знал, и все.

Я обнял Татьяну и начал целовать ее спокойно, нежно, без напора и спешки. И она отвечала мне так же спокойно и уверенно, словно мы уже много лет были женаты и жили вместе и мой внезапный порыв казался ей совершенно естественным и не вызывал ни удивления, ни смущения. Постепенно мои ласки становились все более требовательными, и Таня откликалась на них тихими стонами и умелыми движениями руки. Ее пышная грудь под тонкой трикотажной майкой не была стеснена ничем и так удобно ложилась в мою ладонь, будто самой природой была предназначена для моих рук. Возбуждение нарастало медленно, и не было в нем той страстной оголтелости, которая всегда охватывала меня и с Ритой, и с другими «стройными и длинноногими». Я плыл по волнам, тихонько покачиваясь, и было мне так хорошо, как совсем недавно во сне.

Мы медленно опустились на траву, и я еще успел подумать, как удачно, что юбка у Татьяны из какой-то темной ткани…

Потом мы еще долго молча стояли, обнявшись, и она гладила меня по спине и по плечам, а я целовал ее волосы и висок и думал о том, что мой ангелочек с крылышками и пухлой попкой достал из своего стеклянного барабана самый счастливый билетик, и после этого, наверное, пойдет сплошная полоса неудач, но это черт с ним. За все нужно платить, и за вовремя вытащенный счастливый билетик тоже.