Ludi Megalenses были первые игры года и с религиозной точки зрения наиболее торжественные. Вероятно, потому, что они возвещали приход весны (в те годы, когда календарь совпадал с сезонами). И появились они после второй войны, которую Рим вел с Карфагеном. Именно тогда Ганнибал прошел по всей Италии. Именно тогда поклонение Великой Матери, Великой Азиатской Матери Земли, было введено в Риме. Храм ее воздвигли на Палатине с видом на долину Мурции и Большой цирк. Во многих отношениях культ Великой Матери был чужд консервативному Риму. Римляне питали отвращение к евнухам и ритуалам самобичевания. Это считалось религиозным варварством. Однако культ Богини был введен в тот момент, когда весталка Клавдия чудесным образом дотянула против течения Тибра баржу со сферическим камнем Великой Матери. И теперь Рим вынужден был страдать от последствий этого подвига — например, когда кастрированные жрецы, истекающие кровью от нанесенных себе ран, орали на улицах в четвертый день апреля, таская за собой изображение Великой Матери и выпрашивая подаяния у тех, кто вышел посмотреть на эту прелюдию к играм.
Сами игры были типично римскими и длились шесть дней, с четвертого по десятое апреля. В первый день — процессия, затем церемония в храме Великой Матери и наконец какие-нибудь зрелища в Большом цирке. Следующие четыре дня посвящались театральным представлениям в нескольких временных деревянных строениях, специально для этого воздвигнутых. В последний день игр процессия богов шествовала от Капитолия к Цирку, а затем в течение нескольких часов проходили гонки на колесницах в самом Цирке.
В качестве старшего курульного эдила Цезарь должен был председательствовать в первый день игр и приносить Великой Матери на удивление бескровную жертву. На удивление — потому что Кубаба Кибела была кровожадной женщиной. Жертвой служило блюдо трав.
Некоторые называли эти игры «Играми патрициев», потому что вечером первого дня, согласно обычаю, семьи патрициев ходили друг к другу в гости. Гостями их в эти дни могли быть только патриции. Считалось благоприятным знаком для патрициата, когда курульный эдил, приносящий жертву, принадлежал к их сословию — как, например, Цезарь. Бибул был плебеем и в день открытия игр чувствовал себя полным изгоем. Цезарь занимал специальное место на широких ступенях храма вместе с патрициями, оказывая особую честь роду Клавдиев Пульхров, имевших непосредственное отношение к присутствию Великой Матери в Риме.
Хотя в этот первый день празднующие эдилы и должностные лица не спустились в Большой цирк, а наблюдали за происходящим со ступеней храма Великой Матери, Цезарь устроил пышное представление в Цирке. Обычно толпа, следовавшая за кровавой процессией Богини, довольствовалась борьбой. Время не позволяло устроить гонки на колесницах. Но Цезарь придумал нечто более оригинальное. Он отвел воду из Тибра через Бычий форум, чтобы имитировать реку на арене Цирка, где spina — перегородка — служила островом, разделяющим этот поток. Под восторженные крики толпы весталка Клавдия с усилием тащила баржу от того конца Бычьего форума, где в последний день будут установлены ворота старта для колесниц, обвела ее вокруг spina и поставила у Капенских ворот стадиона. Баржа блестела позолотой, ее пурпурные паруса украшала вышивка. Все жрецы-евнухи собрались на палубе вокруг черного стеклянного шара, имитирующего сферический камень. Высоко на корме стояла статуя Великой Матери в колеснице, запряженной парой львов в натуральную величину. Цезарь не стал нанимать силача, одетого весталкой Клавдией. Он взял хрупкую, стройную красивую женщину, а мужчин спрятал в воде по самые плечи, чтобы они незаметно толкали баржу с позолоченным корпусом.
После этого трехчасового зрелища восторженная толпа начала расходиться по домам. Цезарь стоял, окруженный восхищенными патрициями, принимая их преувеличенные комплименты по поводу его вкуса и воображения. Бибул понял намек и ушел рассерженный, потому что никто не обращал на него внимания.
Не менее десяти театров было построено от Марсова поля до Капенских ворот. Самый большой из них вмещал десять тысяч зрителей, самый маленький — пятьсот. Не желая, чтобы театры выглядели тем, чем они являлись на самом деле, то есть времянками, Цезарь настоял на том, чтобы их покрасили, украсили, позолотили. Фарсы и мимы ставили в более крупных театрах, пьесы Теренция, Плавта и Энния — в меньших по размеру, а Софокла и Эсхила — в самых маленьких, построенных в греческом стиле. Трагедии исполнялись на любой вкус. В течение четырех дней все десять театров играли с раннего утра и почти до сумерек. Наслаждение. Истинное наслаждение, Цезарь устроил бесплатные закуски и напитки во время перерывов.
В последний день процессия собралась на Капитолии и прошла вниз через Римский Форум и по улице Триумфаторов к Большому цирку, неся позолоченные статуи богов — Марса и Аполлона, Кастора и Поллукса. Поскольку платил за все Цезарь, было неудивительно, что Поллукс оказался куда меньше размером, чем его близнец Кастор. Смех, да и только!
Хотя предполагалось, что игры будет финансировать государство, и гонки на колесницах были дороги сердцу каждого зрителя, фактически государство никогда не давало денег на развлечения. Это не остановило Цезаря, который в тот последний день ludi Megalenses устроил такие гонки, каких Рим никогда прежде не видел. Как старший курульный эдил, Цезарь должен был объявлять забеги. В каждом забеге по четыре колесницы — красная, синяя, зеленая и белая. Первый забег — для колесниц, запряженных четырьмя конями в ряд. В других забегах были два коня, запряженных в ряд, или два, запряженных цугом. Цезарь даже устроил забеги не впряженных в ярмо коней, несущих всадников прямо на голых спинах. Каждый забег объявлялся на пять миль — семь кругов вокруг перегородки-spina, узкий и высокий край которой был украшен множеством статуй. На одном ее конце находились семь золотых дельфинов, на другом — семь золотых яиц в больших кубках. Когда один круг кончался, нос одного дельфина опускался, а хвост поднимался и одно яйцо убирали из кубка. Каждый забег занимал четверть часа, что означало огромную скорость — дикий галоп. Если и случались падения, то это обычно происходило, когда огибали metae, где каждый возничий с намотанными вокруг талии вожжами и заткнутым за них кинжалом, чтобы освободиться от них при падении, ловко держался внутренней, более короткой стороны дорожки.
Толпа была в восторге, потому что Цезарь не делал длинных перерывов после каждого забега, а выпускал колесницы почти сразу друг за другом. Букмекеры пробирались между возбужденными зрителями, записывая ставки. Им приходилось безумно спешить, чтобы не отстать от хода событий. Все дешевые места были заняты. Жены сидели на коленях у мужей. Ни детей, ни рабов, ни даже вольноотпущенников не пускали, но женщины сидели рядом с мужчинами. На играх Цезаря в Большом цирке собрались более двухсот тысяч свободных римлян, а еще тысячи наблюдали происходящее со всех высоких точек на Палатине и Авентине.
— Это лучшие игры, когда-либо проводившиеся в Риме, — сказал Красc Цезарю в конце шестого дня. — Великолепная инженерная работа — отвести воду из Тибра, а потом убрать ее всю, чтобы земля высохла для гонок на колесницах.
— Эти игры — ничто, — усмехнулся Цезарь, — совсем нетрудно было использовать воду распухшего от дождей Тибра. Подожди до сентября, когда ты увидишь ludi Romani. Лукулл будет просто раздавлен, если, конечно, пересечет померий, чтобы посмотреть на это диво.