Цезарь председательствовал в суде, он терпеливо слушал речи обвинителя Луция Лукцея и его команды помощников и очень скоро понял, что суд не намерен приговаривать Катилину. Вердикт — ABSOLVO — большинством голосов. И даже Катон потом не смог найти убедительного доказательства, что Красc подкупил жюри.
— Я же говорил тебе, — напомнил Цезарь Катону.
— Это еще не конец! — рявкнул Катон и торжественно удалился.
Было выдвинуто семь кандидатур на должность консула, когда регистрацию прекратили. Картина вырисовывалась любопытная. Поскольку Катилина был оправдан, его зарегистрировали. А это означало, что к нему надлежало относиться как к потенциальному кандидату на один из двух консульских постов. Как и говорил Катон, Луций Сергий Катилина был чрезвычайного знатного происхождения. Он по-прежнему был обворожителен и обладал даром убеждения. Некогда перед ним не устояла весталка Фабия. Теперь настал черед избирателей. Катилина имел немало сторонников. Возможно, среди них и нашлось бы чересчур много людей, оказавшихся в рискованном финансовом положении, близком к банкротству, однако это отнюдь не умаляло его влияния. Кроме того, теперь все знали, что его поддерживает Марк Красc, а Марк Красc управлял очень многими выборщиками из первого класса.
Другим кандидатом оказался муж Сервилии — Силан. К сожалению, его здоровье оставляло желать лучшего. Будь он здоров и энергичен, он легко набрал бы нужное количество голосов. Но все помнили о судьбе Квинта Марция Рекса, вынужденного быть единственным консулом из-за смерти своего младшего коллеги, а потом и консула-суффекта. По внешнему виду Силана нельзя было уверенно сказать, что он благополучно протянет этот год, и никто не считал, что разумно отдавать всю власть одному Катилине, без коллеги. И даже поддержка Красса не играла тут решающей роли.
Еще одним был отвратительный Гай Антоний Гибрид, которого Цезарь безуспешно пытался осудить за пытки, нанесение увечий и убийство греческих граждан во время войн Суллы с Грецией. Гибрид избежал правосудия. Общественное мнение в Риме вынудило его уехать в добровольную ссылку на остров Кефалления. Порывшись там в древних курганах, он стал обладателем сказочного богатства, так что, когда он вернулся в Рим и узнал, что его изгнали из Сената, он попросту начал все сначала. Прежде всего он вновь вошел в Сенат, став плебейским трибуном. На следующий год с помощью взяток получил должность претора, горячо поддержанный амбициозным и способным «новым человеком» Цицероном, у которого имелась причина быть ему благодарным. Бедный Цицерон оказался в безвыходном финансовом положении из-за своей страсти к собиранию греческих статуй. Гибрид попросту одолжил ему денег, чтобы тот мог выпутаться. С тех пор Цицерон всегда брал его сторону. И сейчас знаменитый оратор усердно поддерживал Гибрида, поскольку Цицерон и Гибрид намеревались баллотироваться на консулов вместе. Цицерон внесет в их союз респектабельность, а Гибрид — деньги.
Человеком, который мог оказаться серьезным соперником Катилины, был, без сомнения, Марк Туллий Цицерон. Но дело заключалось в том, что у Цицерона не было знатных предков. Он был homo novus, «новый человек». Знание законов и ораторское искусство позволили ему подняться по cursus honorum, но большинство центурий первого класса, как и boni, считали Цицерона самонадеянным селянином. Консулами, безусловно, должны становиться исключительно римляне — и обязательно из знатных семей. Все, разумеется, знали, что Цицерон — честный и очень способный человек (равно как и то, что Катилина — весьма темная личность). И все равно в Риме полагали, что аристократ Катилина более достоин консульского звания, нежели выскочка Цицерон.
После оправдания Катилины Катон посовещался с Бибулом и Агенобарбом, который был квестором два года назад. Все трое заседали теперь в Сенате — иными словами, пустили корни в ультраконсервативном лагере «хороших людей».
— Мы не можем допустить, чтобы Катилину выбрали консулом! — пронзительно кричал Катон. — Он соблазнил ненасытного Марка Красса, чтобы тот поддержал его!
— Согласен, — спокойно проговорил Бибул. — Вместе они разрушат устои mos maiorum. В Сенат набьется полно галлов, а Рим приобретет на свою голову еще одну провинцию.
— Что нам делать? — спросил Агенобарб, молодой человек, более прославившийся своим темпераментом, чем интеллектом.
— Мы поговорим с Катулом и Гортензием, — предложил Бибул, — и разработаем способ отвлечь первый класс от пагубной идеи сделать Катилину консулом. — Он прокашлялся. — Советую назначить спикером нашей делегации Катона.
— Я отказываюсь быть спикером чего бы то ни было! — выкрикнул Катон.
— Да, я знаю это, — терпеливо проговорил Бибул, — но факт остается фактом: со времени Великой казначейской войны для большинства римлян ты стал легендой. Ты можешь быть самым младшим из нас, но ты и самый уважаемый. Катул и Гортензий хорошо знают это. Поэтому ты будешь нашим спикером.
— Это должен быть ты, — недовольно пробормотал Катон.
— Мы, «хорошие люди», против тех, кто возносит себя над равными себе по положению, а я — «хороший», Марк. Любой, кто в данный момент подходит на эту роль лучше остальных, является спикером. Сегодня это ты.
— Чего я не понимаю, — сказал Агенобарб, — так это почему мы вообще должны искать встречи. Катул — наш лидер, он и должен нас собирать.
— Он сейчас сам не свой, — объяснил Бибул. — Когда Цезарь унизил его в Палате своей выходкой с «боевым тараном», Катул утратил влияние. — Холодный, ясный взгляд перешел на Катона. — Да и ты вел себя с ним не слишком тактично, Марк, когда Вибия судили за мошенничество. С Цезарем все ясно, он соперник. Но любой лидер очень много теряет, когда его порицают собственные приверженцы.
— Он не должен был говорить того, что сказал мне!
Бибул вздохнул.
— Иногда, Катон, ты больше пассив, чем актив!
Катон написал записку, приглашавшую Катула на разговор, и поставил свою печать. Приятно удивленный Катул прихватил с собой своего шурина-зятя Гортензия (Катулл был женат на Гортензии, сестре Гортензия, а Гортензий был женат на сестре Катула Лутании). То, что Катон искал его помощи, пролило бальзам на его раненую гордость.
— Согласен, нельзя допустить, чтобы Катилина стал консулом, — сурово подтвердил он. — Его сделка с Марком Крассом теперь известна всем, ибо ни один человек не в силах противостоять искушению похвастать удачей. На этой стадии игры он был убежден, что не может проиграть. Я много думал о проблеме и пришел к выводу, что мы должны использовать хвастовство Катилины о его союзе с Марком Крассом. Немало всадников ценит Красса — но лишь потому, что существуют рамки его влияния. Предполагаю, значительное число всадников не захочет усиления влияния Красса благодаря притоку его клиентов из-за Пада и египетским деньгам. Другое дело, если бы они поверили в то, что Красc поделит с ними Египет. Но к счастью, всем известно, что Красc не поделится. Хотя формально Египет будет принадлежать Риму, фактически он станет личным царством Марка Лициния Красса. Царством, которое он тотчас начнет обирать до нитки.