— Лу-лу-ций Корнелий, т-т-ты ответишь н-н-на один вопрос?
— Ты заикаешься! — воскликнул Сулла почти нараспев.
— Д-д-да. Из-з-вини. Я постараюсь, — сказал Метелл Пий сквозь стиснутые зубы. — Известно ли тебе, Лу-лу-ций Корнелий, что людей убивают, а их имущество конфискуют п-п-по всей Италии и в Риме?
Сенат слушал, затаив дыхание, что ответит Сулла: знал ли он? По его ли приказу это делалось?
— Да, я знаю об этом, — сказал Сулла.
Коллективный вздох, общая дрожь, и всех словно вдавило в стулья. Сенат услышал самое худшее. Метелл Пий упрямо продолжал:
— Я п-п-понимаю, что необходимо наказывать виновных, но ни один человек не был судим. Не мог бы ты объяснить м-м-мне ситуацию? Например, с-с-сказать мне, когда ты намерен подвести черту? И вообще, сохранится ли у нас правосудие? И кто сказал, что эти люди совершили предательство, если их дело не рассматривалось в суде?
— Это по моему приказу они умерли, дорогой Поросенок, — строго ответствовал диктатор. — Я не намерен зря тратить деньги и время Сената на суды для людей, которые явно виноваты.
Поросенок не сдавался:
— Тогда м-м-можешь ли ты мне сказать, от кого ты намерен еще избавиться?
— Боюсь, что не могу, — ответил диктатор.
— Тогда, если ты н-н-не знаешь, от кого будешь избавляться, то хотя бы кого ты намерен наказать?
— Да, дорогой Поросенок, это я могу сделать для тебя.
— В таком случае, Лу-лу-ций Корнелий, пожалуйста, поделись этим с нами, — закончил Метелл Пий с явным облегчением.
— Не сегодня, — сказал Сулла. — Мы снова соберемся завтра.
На следующий день рано утром, с рассветом, все вернулись в курию Гостилия, но мало кто казался выспавшимся.
Сулла уже ждал их в помещении Сената, восседая в своем курульном кресле. Один писарь сидел со стилом и восковыми табличками, другой держал в руках рулон папируса. Как только жертвоприношение и авгурии показали, что знамения благоприятствуют проведению собрания, Сулла протянул руку к рулону. Он посмотрел на бедного Метелла Пия, измученного беспокойством.
— Вот, — сказал Сулла, — список людей, которые или уже умерли как предатели, или скоро умрут как предатели. Их имущество теперь принадлежит государству и будет продано на аукционе. Любой мужчина или женщина, которые увидят человека, чье имя оглашено в этом списке, будут застрахованы от возмездия, если он или она станут палачами.
Сулла передал список старшему ликтору.
— Прикрепи это на стену ростры, — велел он. — Пусть все граждане Рима узнают то, о чем один только мой дорогой Поросенок имел смелость спросить.
— Значит, если я увижу кого-то в твоем списке, я могу его убить? — нетерпеливо поинтересовался Катилина, которого Сулла попросил посещать собрания Сената, хотя он еще не стал сенатором.
— Да, это так, ты можешь убить любого из этого списка, мой маленький лизоблюд! И кстати, заработаешь на этом два таланта серебром, — объявил Сулла. — Конечно, я узаконю наказания. Я не сделаю ничего, что не будет иметь силу закона! Вознаграждение будет также узаконено, и все выплаты зарегистрируются, так что последующие поколения не забудут о тех, кто извлек для себя выгоду в эти дни.
Все прошло спокойно, но некоторые, например Метелл Пий, легко различили злой умысел Суллы. А таким, как Луций Сергий Катилина, явно было все равно.
* * *
Первый список содержал сорок имен сенаторов и шестьдесят пять — всадников. Его возглавляли имена Гая Норбана и Сципиона Азиагена, далее шли Карбон и Марий-младший, Карринат, Цензорин и Брут Дамасипп. Старого Брута не было. Большинство сенаторов, поименованных в списке, были уже мертвы. Однако списки в основном предназначались для того, чтобы информировать Рим о том, чьи поместья конфискованы. Они не сообщали, кто уже мертв, а кто еще жив. Второй список появился на ростре на следующий день: двести всадников. И третий список: двести пятьдесят всадников. Сулла, очевидно, покончил с Сенатом. Его настоящей целью было сословие всадников.
Leges Corneliae, законы Корнелия, узаконивающие эти оглашения имен и последующие действия, были исчерпывающими. Но основная их масса появилась в течение двух дней в начале декабря, а к середине декабря все уже находилось во власти бюрократа Декулы, как и предсказывал Катул. Любая случайность была учтена. Все имущество семьи человека, оглашенного в списке, стало собственностью государства и не могло быть переписано на имя наследника, не виновного ни в каком проступке. Никакое завещание осужденного не действовало. Ни один наследник, упомянутый в завещании, не мог ничего наследовать. Поименованный преступник мог законно быть казнен любым мужчиной или женщиной, будь он или она свободные, вольноотпущенные или рабы. Награда за убийство или за задержание осужденного составляла два таланта серебром, которые выдавались казной из конфискованного имущества и регистрировались в общественных бухгалтерских книгах. Раб, претендующий на награду, должен быть освобожден, вольноотпущенный переведен в сельскую трибу. Все мужчины, гражданские или военные, которые после того, как Сципион Азиаген нарушил перемирие, перешли на сторону Карбона или Мария-младшего, объявлялись врагами общества. Любой человек, предлагавший помощь или дружбу осужденному, объявлялся врагом общества. Сыновьям и внукам такового запрещалось занимать курульные должности и перекупать конфискованные имения или вступать во владение ими любыми другими способами. На сыновей и внуков уже умерших закон распространялся так же, как на сыновей и внуков еще живых. Последний закон этого пакета, обнародованного пятого декабря, гласил, что полностью процесс оглашения имен завершится в первый день июня следующего года. Еще целых полгода.
Таким образом, Сулла вступил в права диктатора, демонстрируя, что он не только властелин Рима, но также и владыка ужаса и тревожного ожидания. Не все минувшие дни мучительного зуда были проведены в пьяном ступоре. Сулла думал не только об этом, но и о многих других вещах. О том, как ему достичь господства над Римом. Что он будет делать, когда станет хозяином Рима. Как вызвать к себе такое отношение каждого мужчины, женщины, ребенка, которое позволит ему сделать все, что он задумал, не встретив сопротивления. Не солдаты, патрулирующие на улицах, но неизвестность, страх, ведущие и к надежде, и к отчаянию. Его фаворитами станут анонимные люди, которые могут быть соседями или друзьями тех, кого они выследили и убрали. Сулла намеревался создать климат, а не погоду. Люди в состоянии справиться с погодой. Но климат? О, климат может оказаться невыносимым.
И он думал, думал, думал, пока расчесывался до кровавых клочьев. Старый, безобразный, разочарованный человек, которому дали для игры самую чудесную игрушку на свете — Рим, его мужчин и женщин, собак и кошек, рабов и вольноотпущенников, низшее сословие, всадников и знать. С затаенной злобой, холодным и мрачным недовольством он тщательно разрабатывал план, терзаемый болью. Когда он наконец составил подробный план, ему стало легче.