Бургунд безучастно выслушал ее, потом объявил, что ему надо подумать.
— Продай его коня, — сказал он и зарыдал. — Это разобьет его сердце! Но другого решения нет.
— Молодец, Бургунд! — живо отреагировала Рия. — Мы легко сможем продать лошадь. Конечно, не за настоящую ее цену, но достаточную, чтобы купить сани, несколько волов и заплатить за ваше проживание Приску и Гратидии. Даже при том количестве еды, которое ты способен поглотить.
Все было проделано быстро. Буцефала увел его новый хозяин, очень довольный покупкой. Он не мог поверить в свою удачу: получил такое животное всего за девять тысяч сестерциев! Покупатель поскорее ушел, боясь, что старая Рия передумает.
Сани, которые на самом деле представляли собой повозку на колесах, к которым были прикреплены полированные планки с загнутыми вверх концами, стоили четыре тысячи сестерциев, и два вола к ним по тысяче каждый. Хозяин намекнул, что не прочь выкупить летом все обратно — за четыре тысячи сестерциев, оставив себе две тысячи «за износ».
— Ты можешь получить их раньше, — с презрением сказала Рия.
Она и Бургунд постарались как можно удобнее уложить Цезаря в сани, хорошенько его закутав.
— Не забудь почаще переворачивать его! Иначе кости прорвут ему кожу. Он так похудел, бедняга. В такую погоду ваша еда долго не испортится, это хорошо. Ты должен давать ему молоко от моей овцы и воду, — наставляла она. — Хотела бы я пойти с вами! Но я слишком стара для этого.
Рия все глядела на белый холмистый луг, раскинувшийся позади ее дома, пока Бургунд и сани наконец не скрылись из виду. Овцу она дала им в надежде, что у Цезаря достанет сил выжить. Потом, когда беглецы уже совсем исчезли, Рия вошла в дом и приготовилась принести в жертву одного из своих голубей семейной богине Венере и десяток яиц богине Теллус и богу Индигету, которые были матерью и отцом всего сущего в Италии.
* * *
Путешествие к Приску и Гратидии, двоюродной сестре Рии, заняло восемь дней. Волы передвигались очень медленно. Это пошло на пользу Цезарю, которого почти не беспокоило неспешное передвижение по ровному снежному насту. Плавному ходу саней способствовало то обстоятельство, что полозья повозки были обильно смазаны пчелиным воском. Путники выехали из долины реки Гимеллы, на которой располагался город Нерсы, и двинулись по тропе, которая вилась по крутому подъему, на каждом повороте забираясь все выше, а потом спустились по другому склону холма и оказались в долине реки Атерн.
Странно, но Цезарю стало лучше почти сразу же, как только его тело стало слегка охлаждаться после теплого помещения. Он пил понемногу молоко (руки у Бургунда были такие большие, что для него стало истинным мучением доить овцу, к счастью, старое и терпеливое животное). Бургунд не забывал переворачивать больного хозяина. Цезарь даже смог медленно сжевать кусочек сыра, который германец давал ему пососать. Но слабость не отпускала, и говорить Цезарь еще не мог. Они никого не встретили на пути, поэтому на ночь им негде было укрыться. А мороз не стихал. Днем — безоблачное небо, а ночью — звезды, кажущиеся белыми сквозь сеть облаков.
К Цезарю вернулось сонное состояние, а постепенно стало проходить и это. «В какой-то мере, — рассуждал медленно соображавший Бургунд, — это улучшение». Казалось, какое-то ужасное существо из подземного мира высосало из Цезаря всю кровь. Он почти не мог пошевелить рукой. Однажды, заметив ужасную пропажу, он заговорил.
— Где Буцефал? — спросил он. — Я не вижу Буцефала!
— Мы были вынуждены оставить Буцефала в Нерсах, Цезарь. Сам видишь, какая дорога. Буцефалу было бы не справиться. Но ты не должен беспокоиться. У Рии он в безопасности.
Вот так. Бургунду казалось, что это лучше, чем сказать правду, особенно когда он увидел, что Цезарь поверил ему.
Приск и Гратидия жили на небольшой ферме в нескольких милях от Амитерна. Они были одного возраста с Рией и бедствовали. Оба их сына, которые могли бы сейчас очень помочь родителям, погибли во время Италийской войны, дочерей у них не было. Поэтому, прочитав письмо Рии и получив от Бургунда три тысячи сестерциев — все, что у него осталось, они с радостью приняли беглецов.
— Если лихорадка усилится, я буду выносить его на улицу, — предупредил Бургунд, — потому что, как только он покинул дом Рии и немного поостыл, ему стало лучше. — Он показал на сани и волов. — Это вы тоже можете взять себе. Если Цезарь выживет, они ему будут не нужны.
Выживет ли Цезарь? Трое ухаживавших за ним не имели об этом ни малейшего представления. Дни проходили за днями, а изменений почти не наблюдалось. Иногда дул ветер, и казалось, снегопад не прекратится никогда. Потом погода менялась, и опять наступали морозы. Но Цезарь этого не замечал. Лихорадка утихла, он вышел из комы, но заметного улучшения так и не наступило. Он по-прежнему был очень бледен.
К концу апреля стало таять, запахло весной. Жители этой части Италии говорили, что нынешняя зима на их памяти — самая суровая. А для Цезаря она оказалась самой тяжелой в его жизни.
— Думаю, — сказала Гратидия, кузина Рии, — что Цезарь в конце концов умрет, если его не перевезти в Рим, где есть врачи, лекарства и хорошее питание, чего у нас в горах не сыщешь. В мальчике совсем не осталось живой крови. Поэтому он и не поправляется. Я не знаю, как его лечить, а ты запрещаешь мне позвать кого-нибудь из Амитерна, чтобы осмотреть его. Поэтому пора, Бургунд, тебе отправляться в Рим и рассказать о случившемся его матери.
Не сказав ни слова, Бургунд вышел из дома и стал седлать своего коня. Гратидия едва успела сунуть ему пакет с припасами — и он умчался.
* * *
— А я-то удивлялась, почему от вас ничего не слышно, — побледнев, сказала Аврелия. Она сильно прикусила верхнюю губу, словно ощущение боли помогало ей думать. — Я так тебе благодарна, Бургунд! Без тебя мой сын конечно бы умер. И прежде чем он действительно умрет, мы должны перевезти его в Рим. А теперь ступай к Кардиксе. Она и мальчики очень скучали по тебе.
Идти к Сулле бесполезно, это она знала. Если этот способ не подействовал перед Новым годом, то теперь, когда прошло уже четыре месяца нового года, не подействует и подавно. Репрессии продолжались, но, казалось, в эти дни не так интенсивно. Появились новые законы, хорошие или ужасные — в зависимости от того, чьим мнением интересовались. Сулла был весь в делах.
Через несколько дней после разговора с Аврелией Сулла послал за Марком Пупием Пизоном Фругием и приказал тому развестись с Аннией, потому что она была вдовой Цинны. Когда Аврелия услышала об этом, у нее появилась слабая надежда в отношении Цезаря. Но хотя Пизон Фругий подчинился и поспешно развелся с Аннией, больше ничего не произошло. Рия писала Аврелии, что деньги проглотил тот, кого прозвали по размеру куска, который он в состоянии затолкать в свою пасть, и что Цезарь и Бургунд уехали. Но Рия ничего не писала о болезни Цезаря, и Аврелия полагала, что, раз известий больше нет, дела обстоят неплохо.
— Я пойду к Далматике, — решила она. — Может быть, одна женщина подскажет другой, какие подходы можно найти к Сулле.