Через два дня армия вступила в Пергам, где ее встретили приветственными криками и цветами. Угроза развеялась, провинция Азия могла спать спокойно. Хотя прошло сорок два года, никто тут не забыл, как Митридат Великий, вторгшись на ее территорию, зарезал сто тысяч человек.
— Я пришлю сюда хорошего губернатора, как только вернусь в Рим, — сказал Цезарь Архелаю, сыну Митридата. — Он прибудет, зная, что делать, чтобы поставить провинцию на ноги. Римские сборщики налогов больше здесь не появятся. После пятилетнего моратория на любого рода поборы каждый район сам соберет все, что с него причитается, и привезет деньги в Рим. Но я позвал тебя не по этому поводу.
Цезарь подался вперед, положив на стол руки.
— Я снесусь с твоим отцом, пребывающим в Александрии, но и тебе стоит знать о моих планах. Я намерен перевести губернаторскую резиденцию из Пергама в Эфес. Пергам слишком уж на отшибе. Но я сделаю его обособленным царством с твоим отцом во главе. Не столь огромным, какое последний Аттал завещал Риму, но все же более обширным, чем оно есть сейчас. Я добавлю к Пергаму Западную Галатию — для выращивания зерна и для пастбищ. Мне порой кажется, что провинции нужны Риму, только чтобы плодить бюрократов. Слишком много затрат, слишком много посредников, слишком много бумажной возни. Всякий раз, когда мне приглянется какое-нибудь семейство, способное разумно править своими сородичами, я планирую создавать подобные государства-клиенты. Вы будете платить нам налоги и пошлины самостоятельно, Рим не станет вытряхивать их из вас.
Он прокашлялся.
— Но всему есть цена. И этому тоже. А именно: вы должны обещать мне в любой ситуации сохранять Пергам для Рима, то есть лелеять его, ограждать от врагов. Чтобы остаться не только личными клиентами Цезаря, но и личными клиентами наследников Цезаря. Исходя из этого, вам следует править весьма осмотрительно и способствовать процветанию всех своих подданных, а не только высших персон.
— Я всегда знал, что мой отец умный человек, — сказал Архелай, пораженный этим невероятным по щедрости даром, — но самое умное, что он когда-либо сделал, — это помог тебе. Мы… мы благодарны. Это самое малое, что я могу сейчас сказать!
— Я не ищу благодарности, — твердо произнес Цезарь. — Мне нужна верность, а это куда более ценная вещь.
Дальше к северу лежала Вифиния, государство на южном берегу Пропонтиды. Это огромное озеро было своеобразным предвестником могучего Эвксинского моря, наполнявшего его через фракийский пролив Босфор, на котором стоял древний греческий город Византии. Пропонтида, в свою очередь, несла свои воды в Эгейское море через пролив Геллеспонт, связывая таким образом широкие реки сарматских и скифских степей с Нашим морем.
Никомедия тоже нежилась на берегу Пропонтиды. В спокойных водах залива, как в зеркале, отражались покрытое облаками небо, деревья, горы, люди, животные. Что внизу, то и наверху. Как миниатюрный глобус, который рассматриваешь изнутри. Для Цезаря Никомедия была одним из мест, которые он любил больше всего, ибо оно полнилось согревающими душу воспоминаниями о восьмидесятилетнем старике, который носил завитой парик, гримировал лицо и держал армию женоподобных рабов, выполнявших все его прихоти. Нет, царь Никомед и Цезарь никогда не делили ложе. У них сложились намного лучшие отношения — они стали друзьями. А ведь была еще и крупная, шумная царица Орадалтис. В день приезда двадцатилетнего Цезаря ей в зад вцепилась ее же собачка, которую звали Сулла. А Нису, единственную дочь Никомеда и Орадалтис, украл Митридат Великий. Лукулл позже освободил ее и отослал обратно к матери. К тому времени старый царь уже умер, а Нисе стукнуло пятьдесят. Когда Рим сделал Вифинию своей провинцией, Цезарь обхитрил губернатора Юнка, переведя деньги Орадалтис в византийский банк. Он поселил ее в приличном доме в рыбацкой деревне на берегу Эвксинского моря. Там Орадалтис и Ниса зажили счастливо, они удили с пирса рыбешку и гуляли со своей новой собачкой, которую теперь звали Лукулл.
Сейчас, конечно, все уже умерли. Дворец, который Цезарь очень хорошо помнил, давно сделался губернаторской резиденцией. Все самое дорогое в нем уплыло вместе с первым губернатором Вифинии Юнком, но золоченый и пурпурный мрамор никто пока еще не решился отковырять. Именно Юнк и привел Цезаря к решению покончить с засильем губернаторов в провинциях, с их казнокрадством и откровенными грабежами. Первым под руку Цезаря попал Верес, но он, строго говоря, губернатором не являлся, а действовал от своего имени, как доказал Цицерон.
Губернаторы же продолжали управлять провинциями и наживать себе там целые состояния. Они торговали римским гражданством, освобождали за мзду от налогов, у неугодных конфисковали имущество, жонглировали ценами на зерно, отбирали у законных владельцев картины и изваяния, снимали пенку с откупщиков и предоставляли своих ликторов, а порой и войска римским ростовщикам для сбора долгов.
Юнк забрал в Вифинии все, что мог, но какое-то божество, очевидно, обиделось на него. Возвращаясь домой, он вместе со всем неправедно нажитым добром ушел на дно Нашего моря. К сожалению, уворованные картины и статуи вернуть было уже нельзя.
О, Цезарь, да ты стареешь! Это все было в другое время, и воспоминания, возникающие в этих стенах, в сущности, схожи с лемурами — духами умерших, каких выпускают из подземного мира единожды в год на две ночи. Слишком много событий, слишком быстр их ход. Совершенное Суллой повторилось, его сменил Цезарь. И тоже стал жертвой этой ловушки. Не может быть счастлив тот, кто пошел на свою страну. И добрые дела он творит теперь, словно замаливая свой грех. Цезарь больше не ждет от жизни чудес, ибо он знает, что им нет места в этом мире. Потому что люди, и мужчины и женщины, упрямо рушат все доброе в нем своими неправедными поступками, неуправляемыми порывами, своим бездушием, тупостью, алчностью. Какой-нибудь Катон при поддержке какого-нибудь Бибула может упорно затаптывать все хорошие начинания. А какой-нибудь Цезарь может очень устать, пытаясь их придержать. Тот Цезарь, соревновавшийся в остроумии с капризным старым царем, был совсем не таким, каков сегодняшний Цезарь. Сегодняшний Цезарь стал холодным, циничным и ощущает одну лишь усталость. Он лишен всех других чувств и опасно близок к тому рубежу, когда не захочется жить. Как может один человек надеяться вернуть Рим в нормальное состояние? Особенно человек, которому уже пятьдесят три года.
Однако надо что-то делать, нравится это тебе или нет. Один из самых перспективных протеже Цезаря, Гай Вибий Панса, будет губернаторствовать в Вифинии. Но без Понта, решил Цезарь. Понтом пока будет управлять другой перспективный малый — Марк Целий Винициан. Его задача — ликвидировать следы буйства Фарнака.
Когда организационные дела были завершены, он запер дверь кабинета и стал писать письма. Клеопатре и Митридату в Александрию, Публию Сервилию Ватии Исаврику в Рим, своему заместителю Марку Антонию и, наконец, своему старейшему другу Гаю Матию. Они были ровесниками. Отец Матия арендовал вторую половину первого этажа инсулы Аврелии, что находилась в Субуре. Два мальчика играли вместе в красивом саду, который отец Матия вырастил на дне светового колодца инсулы. Сын наследовал талант Матия-старшего к декоративному садоводству и в свободное время спроектировал Цезарю парк для отдыха по другую сторону Тибра. Матий изобрел искусство стрижки кустов и деревьев и воспользовался случаем превратить заросли самшита и бирючины в птиц, животных и прочих тварей самых разных размеров и форм.