— Да.
— Рим захочет меня, а Лабиена не захочет.
— Да.
Цезарь забегал по комнате.
— Я должен подумать. Ступай.
Гиртий прокашлялся.
— Есть еще кое-что.
— Да?
— Рианнон.
— Рианнон?
— Она написала Сервилии.
— Не умея писать, она, вероятно, воспользовалась услугами писца.
— А тот вручил мне копию письма. Тем не менее я не отдал оригинал курьеру, пока ты не разрешишь.
— Где эта копия?
— Вот.
Гиртий отдал бумагу.
Еще одно письмо превратилось в пепел, на этот раз в жаровне.
— Дура!
— Что делать с оригиналом? Отправить?
— Отправь. Но проследи, чтобы я прочел ответ прежде, чем Рианнон.
— Ясное дело.
Цезарь снял с вешалки свой алый плащ.
— Хочу пройтись, — сказал он, затягивая шнуровку. Взгляд его снова стал бесстрастным. — Присматривай за Рианнон.
— Есть и хорошая новость, Цезарь.
Генерал грустно улыбнулся.
— Она мне очень нужна. Какая?
— Амбиориг пока не сумел сговориться с германцами. Ты построил мост через Рейн, и с тех пор они нас боятся. Никакие уговоры и лесть не привели к тому, чтобы хоть один германский отряд пришел в Галлию.
Зима приближалась к концу, когда Цезарь повел четыре легиона в земли нервиев, чтобы покончить с этим сильным племенем. Ему сопутствовала удача: все племя собралось в одном месте, обсуждая вопрос, следует ли просить мира у римлян. Нервии были вооружены, но не готовы к сражению, и Цезарь не пощадил никого. Тех, кто выжил, забрали в плен вместе с огромным количеством другой добычи. В данном случае ни Цезарь, ни его легаты не получили никакой личной прибыли. Все трофеи пошли легионерам, включая выручку от продажи рабов. Затем на землях нервиев все сожгли, не тронули лишь владения Вертикона. Пленных вождей отправили морем в Рим, ждать триумфального дня в чести и комфорте — так было велено Гиртию. В день триумфа им свернут шеи в Туллианской тюрьме, но до того они в полной мере познают мощь и славу Рима.
Цезарь ежегодно созывал всегалльские совещания с тех пор, как прибыл в Длинноволосую Галлию. Поначалу они проходили в Бибракте, столице эдуев. В этом году впервые местом сбора стала Самаробрива, и каждому племени было сделано предложение прислать туда делегатов. Подобные встречи давали Цезарю возможность поговорить с лидерами племен. Все эти цари, вожди, старейшины или законно выбранные вергобреты в конце концов должны были понять, что война с Римом может иметь для них лишь один исход.
В этот раз Цезарь надеялся на хорошие результаты. Все, кто воевал с ним за последние пять лет, были разгромлены, какой бы великой ни казалась их сила. Даже потеря тринадцатого легиона обратилась в преимущество. Теперь они будут знать, что их ждет.
И все же с приближением назначенного дня надежды Цезаря угасали. Треверы, сеноны и карнуты не сочли нужным прислать делегатов, а это были самые многочисленные племена. Неметы и трибоки никогда не являлись, но их отсутствие было понятно: они по Рейну граничили со свевами, самыми свирепыми и голодными из германцев, и им приходилось постоянно быть начеку.
Огромный, обвешанный медвежьими и волчьими шкурами зал, встрепенувшись, затих, когда Цезарь предстал перед ним в своей ослепительно белой, окаймленной пурпуром тоге. Собравшиеся смотрелись великолепно. Всюду пестрело разноцветье накидок: ярко-красных — у атребатов, оранжевых с зеленью — у кардурков, малиновых с синим — уремов и алых с темно-сиреневым — у дружественных эдуев. Но желто-алых, ультрамариново-желтых и темно-крапивных со светлой зеленью клеток не было среди них.
— Я не намерен останавливаться на судьбе нервиев, — громко и звучно произнес Цезарь, — ибо все вы тут знаете, что с ними произошло. — Он огляделся и кивнул Вертикону. — Здесь сегодня присутствует лишь единственный разумный и здравомыслящий нервий, не пожелавший противиться неизбежному, чего бы я с удовольствием ожидал и от вас. Зачем бороться с неотвратимостью? Спросите себя, кто ваш реальный враг! Рим? Или все же германцы? Присутствие Рима в вашей стране в конечном счете пойдет вам на пользу. Оно станет порукой тому, что вы сохраните и свой уклад, и себя. Рим сдержит германцев, не пустит на эту сторону Рейна. В каждом из договоров, что мы с вами заключали, я, Гай Юлий Цезарь, обещал это вам! Ибо вы сами не сможете их сдержать. Если не верите мне, спросите секванов. — Он нашел взглядом малиново-розовое пятно и указал на него. — Царь свевов Ариовист убедил этих добрых людей отдать ему под заселение одну треть их земель. Желая мира, они дали согласие, и что же в итоге? Дело идет к тому, что их вскоре совсем вытеснят из собственных владений. Протяни германцам кончик пальца — они завладеют рукой, а после возьмутся за остальное! Кардурки, граничащие с Аквитанией, возможно, считают, что их не постигнет подобный удел. Постигнет, не сомневайтесь! Без Рима у всех вас судьба будет точно такой же!
Делегаты арвернов занимали весь первый ряд, ибо являлись весьма воинственным и могущественным народом. Традиционные враги эдуев, они владели землями Севеннского хребта вокруг истоков рек Элавер, Карис и Вигемна. Вероятно, поэтому в их нарядах преобладали бледно-лимонные, блекло-голубые и темно-зеленые пятна, почти неприметные на фоне снега и скал.
Один из них, молодой и гладко выбритый, поднялся со своего места.
— Скажи мне, в чем разница между римлянами и германцами? — вопросил он на карнутском наречии, которым пользовался и Цезарь, ибо язык друидов был понятен всем.
— Нет, скажи это сам, — с улыбкой ответил Цезарь.
— Я не вижу никакой разницы. Иноземцы всегда иноземцы.
— А между тем отличия очевидны! Взять хотя бы тот факт, что я, римлянин, говорю сейчас с вами на вашем же языке. К моменту моего первого появления в Длинноволосой Галлии я уже знал язык эдуев, арвернов, воконтиев. А с тех пор освоил язык друидов, атребатов и несколько иных наречий. Да, у меня есть способности к языкам, это правда. Но я выучил эти языки не из прихоти, а сознавая, что общение напрямую позволяет людям понять друг друга гораздо лучше, чем с помощью толмачей. Однако я никогда не требовал и не потребую, чтобы вы выучили латынь. А германцы заставят вас говорить на своих языках, которые в конце концов начнут вам казаться родными.
— Мягко стелешь, Цезарь, — возразил молодой арверн. — Именно в этом и таится опасность. Вы собираетесь господствовать скрытно. А германцы ничего не скрывают. Поэтому нам с ними проще, чем с вами.
— Вероятно, ты впервые присутствуешь на подобном собрании, ибо я не знаю тебя, — спокойно сказал Цезарь. — Назови свое имя.
— Верцингеториг!
Цезарь подошел к самому краю возвышения.
— Во-первых, Верцингеториг, вы, галлы, должны примириться с присутствием каких-либо иноземцев. Окружающий вас мир стремительно сокращается с тех самых пор, как греки и карфагеняне рассеялись по всему периметру моря, которое мы, римляне, теперь называем Нашим. Но греки никогда не были единым целым. Греция всегда являла собой скопище маленьких городов-государств, которые, как и вы, постоянно дрались друг с другом, пока напрочь не истощили страну. Рим тоже поначалу был городом-государством, но постепенно он подчинил себе всю Италию, превратив ее в монолит. И все же господство великого города отнюдь не господство диктатора-одиночки. Вся Италия голосует, избирая правителей Рима. Вся Италия живет жизнью Рима. Вся Италия поставляет Риму солдат. Ибо Италия и есть Рим, который растет и растет. И теперь вся Италийская Галлия к югу от реки Пад тоже является его частью и принимает участие в выборах магистратов. Вскоре этой чести удостоятся и все галлы, живущие севернее реки Над, потому что я поклялся добиться этого, ибо верю в единство. Я верю, что в единении сила. И я сделаю Длинноволосую Галлию единой страной. Это будет вам подарком от Рима. Германцы таких дорогих подарков не поднесут никому. Они могут лишь способствовать деградации подчиненных племен. У них нет системы правления, нет системы торговли, нет системы законов, дающих народу возможность свободно работать и жить.