Чудо произошло! Метелл Сципион назвал его Магном! О радость! О сладость победы! Помпей поневоле заулыбался.
— Тогда ответь мне, Сципион.
Да, отныне лишь Сципион, не Метелл.
— Что, если Сенат согласится сделать тебя консулом без коллеги?
— Ты хочешь сказать, единственным консулом? Без младшего консула?
— Да. — Хмурясь в попытках вспомнить, что ему велено передать, Метелл Сципион продолжил: — Почему все стоят против диктатуры? Из-за неуязвимости диктатора, Магн. Его нельзя впоследствии привлечь к ответственности за все его действия. А после Суллы диктатуры не хочет никто. Возражают не только boni, но и всадники восемнадцати старших центурий, поверь. Они пострадали гораздо больше других. Сулла внес в проскрипции тысячу шестьсот всадников, и все погибли.
— Но я-то вовсе не собираюсь вносить кого-либо в проскрипции, — удивленно сказал Помпей.
— Для меня это очевидно. К сожалению, многие со мной не согласны.
— Почему? Я ведь не Сулла!
— Да, я это понимаю. Но существуют люди, убежденные, что не человек играет какую-то роль, а роль всецело им управляет. Ты понимаешь, что я имею в виду?
— О да. Любой сделавшийся диктатором должен свихнуться от власти.
Метелл Сципион откинулся в кресле.
— Вот именно.
— Но я не такой человек, Сципион.
— Я знаю, я знаю! Не кори меня, Магн! Всадники всех центурий не хотят иметь над собой очередного диктатора в той же степени, что и Катон с Бибулом. При одном слове «проскрипция» люди белеют от страха.
— В то же время, — задумчиво проговорил Помпей, — единственный консул так или иначе ограничен в своих действиях системой законов. И потом его могут призвать к суду.
По инструкции следующий комментарий следовало высказать словно бы вскользь, как само собой разумеющийся пустяк, и Метелл Сципион отлично справился с этим.
— Для тебя, Магн, это не имеет значения. Ты ведь не сделаешь ничего, за что человека можно призвать к ответу.
— Это правда, — просиял Помпей.
— Кроме того, консульство без коллеги — очень неординарная вещь, случавшаяся весьма редко. Например, когда кто-то из консулов умирал, а знамения не благоприятствовали выборам нового консула ему на замену. Так было с Квинтом Марцием Рексом.
— И в год консульства Юлия с Цезарем! — засмеялся Помпей.
Поскольку коллегой Цезаря тогда избрали Бибула, а тот отказался служить вместе с тем, кто был ему неприятен, это замечание не понравилось Метеллу Сципиону. Но он стерпел, промолчал. Потом кашлянул и продолжил:
— Можно сказать, что единоличное консульство — это самое необычное из всех сделанных когда-либо тебе предложений.
— Ты и вправду так думаешь? — оживился Помпей.
— О да. Несомненно.
— Тогда почему бы и нет? — Помпей протянул правую руку. — Договорились, Сципион. Я согласен!
Рукопожатие, и Метелл Сципион быстро встал, испытывая огромное облегчение. Миссия выполнена, Бибул будет доволен. А теперь надо поскорее уйти, прежде чем Помпей задаст какой-нибудь новый вопрос, которого нет в затверженном списке.
— Что-то ты не выглядишь особенно радостным, Сципион, — сказал Помпей, двигаясь за ним к двери.
Что ответить на это? Попросту промолчать? Ведь возможен подвох. Может, отделаться незначащей фразой? Метелл Сципион хмурился, напрягая мозги, но потом решил, что следует быть откровенным.
— Есть причины, — сознался он.
— В чем же дело?
— Планк Бурса всем говорит, что намерен привлечь меня к суду за взятки в период моего консульства.
— Неужели?
— Боюсь, это так.
— О боги! — воскликнул Помпей с преувеличенным беспокойством. — Нет, мы этого не допустим! Если я стану единственным консулом, Сципион, все уладится, и очень скоро.
— Это правда?
— С легкостью, уверяю тебя! У меня наберется немного грязи, которая его запачкает. Полагаю, ты знаешь, что я имею в виду.
Огромный груз упал с плеч Метелла Сципиона.
— Магн, я буду твоим другом навеки!
— Хорошо, — сказал довольный Помпей, открывая входную дверь. — Кстати, Сципион, может быть, ты придешь завтра ко мне отобедать?
— С удовольствием.
— А малышка Корнелия не захочет составить тебе компанию?
— Думаю, с радостью. Да.
Помпей закрыл дверь за посетителем и медленно прошел в кабинет. Как полезно иметь ручного плебейского трибуна, когда никто не подозревает, что он приручен! Планк Бурса стоит каждого сестерция, потраченного на него. Отличный человек! Просто отличный!
Перед его глазами возник образ Корнелии Метеллы. Он подавил вздох. Она не Юлия. И действительно схожа с верблюдом. Но это не значит, что она некрасива. Просто очень заносчива! И без умолку трещит. Если в устах ее не Зенон или Эпикур (философию которых она не одобряет), то обязательно Платон или Фукидид. Презренные мимы, фарсы, даже комедии Аристофана. Да… она подойдет. Не то чтобы он намерен просить ее руки. Метелл Сципион сам все устроит. Что хорошо для таких, как Юлий Цезарь, хорошо и для таких, как Метелл Сципион.
Цезарь. У него, видите ли, нет второй дочери или племянницы. О, этот умник мнит о себе слишком много! А консул без коллеги — как раз тот человек, что может сбить с него спесь. Цезарь получил нужный ему закон десяти плебейских трибунов, но это не значит, что жизнь его будет гладкой. Закон можно аннулировать. Или заменить другим. Но на данный момент пусть Цезарь считает, что ему теперь ничто не грозит. Да. Пусть считает.
На восемнадцатый день мерцедония Бибул внес в Палате, собравшейся на Марсовом поле, предложение зарегистрировать Гнея Помпея Магна кандидатом на должность консула, но без коллеги. Интеррексом в тот раз был знаменитый юрист Сервий Сульпиций Руф. Он вслушивался в поднявшийся гомон с серьезностью и достоинством, подобающими такому выдающемуся человеку.
— Это абсолютно неконституционно! — закричал Целий, не потрудившись даже привстать. — Что значит консульство без коллеги? Где это видано? Тогда почему бы просто не сделать Помпея диктатором — и все дела!
— Любой вид законного правления предпочтительнее отсутствия правительства вообще, — возразил Катон. — Я одобряю внесенное предложение.
— Я призываю собравшихся разделиться, — сказал Сервий Руф. — Кто за то, чтобы разрешить Гнею Помпею Магну выставить свою кандидатуру на должность консула без коллеги, встаньте, пожалуйста, от меня по правую руку. Кто против, прошу занять место слева.
Среди немногих, кто встал слева от Руфа, был Брут, впервые присутствовавший на подобном собрании.
— Я не могу голосовать за человека, убившего моего отца, — громко заявил он и вскинул голову.