— Кратипп, — обратился Друз к управляющему, оставив влюбленных наедине, — я снова умираю от голода! Я намерен немедленно приступить к ужину. Будь добр, оповести об этом мою супругу Сервилию!
Однако его жена предпочла поесть в детской, где Сервилия, рухнув на кровать, заявила, что отказывается от еды и питья: когда ее отец узнает, что она умерла, он пожалеет о содеянном!
Друзу пришлось брести в столовую в одиночестве. Как ему хотелось, чтобы поскорее кончился этот проклятый день! Он очень надеялся, что ему никогда в жизни больше не доведется испытать ничего подобного. Вздыхая в предвкушении трапезы, он прилег на ложе.
— Что я слышу? — донесся голос из дверей.
— Дядя Публий!
— Ну, в чем тут у вас дело? — вопрошал Публий Рутилий Руф, сбрасывая сандалии и отсылая жестом слугу, вознамерившегося обмыть ему ноги. Устроившись на ложе рядом с Друзом, он подпер ладонью свою любопытную физиономию, на которой присутствовала также симпатия и тревога, что не позволило на него сердиться. — Рим просто кипит от слухов самого противоречивого свойства: тут тебе и развод, и супружеская измена, и рабы-любовники, и истязание жены, и несносные дети… Откуда все это взялось, да еще так быстро?
Ответить ему Друз уже не смог, ибо появление дяди переполнило чашу его терпения. Опрокинувшись на спину, он захохотал как безумный.
* * *
Публий Рутилий Руф не преувеличивал: Рим весь бурлил от всевозможных слухов. Все было ясно, как дважды два, плюс рыжие волосы младшего из троих отпрысков и тот факт, что страшно богатая, но безнадежно грубая жена Марка Порция Катона Салониана тоже обрадовала супруга документами о разводе! Ранее неразлучные, Квинт Сервилий Цепион и Марк Ливий Друз больше не разговаривали, хотя Цепион утверждал, что последнее не имеет отношения к истязанию жены, а объясняется тем, что Друз украл у него кольцо.
Те, кому хватало ума и чувства справедливости, не могли не заметить, что лучшие люди встают на сторону Друза и его сестры, а субъекты с подмоченной репутацией, в частности Луций Марций Филипп и Публий Корнелий Сципион Назика, выгораживают Цепиона, не гнушаясь компанией лизоблюдов, подвизавшихся на тех же ролях в торговых делишках, что Гней Куспий Бутеон, отец обманутой жены Катона, получивший прозвище «стервятник». Была и третья категория римлян — те, кто не обелял ни одну сторону и видел во всей истории лишь повод посмеяться. К таковым относился принцепс Сената Марк Эмилий Скавр, снова начавший всплывать на поверхность после нескольких лет затишья, вызванных позором, которым покрыла его жена, увлекшаяся Суллой. Скавр полагал, что может позволить себе позабавиться, ибо страсть молодой Далматики не встретила взаимности, вследствие чего она вынашивала теперь дитя, отцом которого не мог быть кто-то другой, кроме самого Скавра. Среди насмешников числился и Публий Рутилий Руф, хотя он и приходился прелюбодейке дядей.
В итоге обернулось так, что виновные пострадали меньше, чем Марк Ливий Друз.
— Вернее сказать, — жаловался Друз Силону вскоре после новых консульских выборов, — на меня, как всегда, взваливают ответственность за всех детей, чьи бы они ни были! Вот бы вернуть все те денежки, которых я так или иначе лишился из-за этого борова Цепиона! Моего нового зятя Катона Салониана ощипали, как цыпленка: ему приходится возмещать Луцию Домицию Агенобарбу приданое бывшей жены, к тому же он остался без ее состояния и, разумеется, без поддержки ее влиятельного папаши. В общем, все я: я плачу Луцию Домицию, и мне же, как водится, надо предоставлять кров сестре, ее муженьку и их быстро растущему семейству — она опять на сносях!
Зная, что Друзу и без того несладко, Силон все же не смог отказать себе в удовольствии и расхохотался до рези в животе.
— Ну, Марк Ливий, по части семейных невзгод ты обошел всю римскую знать!
— Брось! — с ухмылкой произнес Друз. — Конечно, было бы неплохо, чтобы жизнь — или Фортуна, или кто там еще — относилась ко мне немного более благосклонно. Мне кажется, я этого вполне заслуживаю. Но какой бы ни была моя жизнь до Аравсиона и как бы она ни сложилась, не будь Аравсиона, сейчас все это потеряло смысл. Я знаю, что не могу бросить на произвол судьбы свою бедную сестру; к тому же новый зять мне куда больше по душе, нежели прежний. Пусть бабка Салониана появилась на свет рабыней, сам он от этого не становится менее благородным человеком, а мой дом — менее счастливым от его присутствия. Меня вполне устраивает, как он обращается с Ливией Друзой, и должен признать, что он завоевал симпатию даже моей жены. Сперва она не хотела его признавать — из-за его происхождения, но потом сменила гнев на милость.
— Я рад, что твоя сестренка наконец-то обрела счастье, — искренне сказал Силон. — Мне всегда казалось, что она глубоко несчастна, однако она заставила судьбу смириться, проявив волю, отличающую всех Ливиев Друзов. Жаль только, что тебе приходится содержать нахлебников… Видимо, ты вынужден оплачивать карьеру Салониана?
— А как же! — Друза сие обстоятельство, судя по всему, не слишком расстраивало. — К счастью, отец оставил мне больше денег, чем я в состоянии истратить, так что до нищеты мне пока далеко. Можешь себе представить настроение Цепиона, когда я проведу какого-то Катона Салониана по cursus honorum!
— Ты не возражаешь, если я предложу другую тему? — перебил его Силон.
— Нисколько! Надеюсь, ты дашь мне подробный отчет о своих занятиях в последние месяцы. Мы ведь не виделись почти год, Квинт Поппедий!
— Неужели так долго? — Произведя мысленный подсчет, Силон кивнул: — А ведь верно! Как бежит время! — Он пожал плечами. — Мой рассказ будет не очень долгим. Дела принесли удачу — вот, собственно, и все.
— Позволь тебе не поверить, — молвил Друз, от всей души радуясь встрече с другом. — Но ты как будто не больно склонен баловать меня подробностями, а я не стану тебя неволить. О чем тебе хотелось поговорить?
— О новых консулах.
— В этот раз нам в порядке исключения повезло с консулами, — радостно подхватил Друз. — Не помню столь же удачного сочетания, как Красс Оратор и Сцевола. Теперь я жду благотворных перемен.
— Вот как? Хотелось бы мне думать так же! Я-то жду беды.
— На италийском фронте? Почему?
— Пока это просто слух. Надеюсь, он окажется необоснованным, хотя меня мучают сомнения. Цензоры передали консулам результаты переписи римских граждан по всей Италии, сообщив, как доносят, о своей обеспокоенности большим прибавлением имен. Дурачье! Сначала предвкушают, как их новые методы дадут больше граждан, нежели старые, а потом спохватываются, что граждан получилось уж слишком много!
— Так вот почему ты отсутствовал столь долго! — вскричал Друз. — О, Квинт Поппедий, я тебя предупреждал! Нет-нет, только не лги мне! В противном случае мы не сможем оставаться друзьями, хотя больше всего пострадаю от этого я. Ты способствовал подлогу?
— Да.
— Квинт Поппедий, почему ты не внял моим словам? О горе!