– Десять минут – перерыв, и повторим, – весело сказал Смулов, открывая бутылку фанты и наливая оранжевую пенящуюся жидкость в пластиковый стаканчик.
Алина подошла к нему, села на песок, блаженно вытянула ноги.
– Ну как? Нормально получилось?
– Отлично, ты умница. В самый острый момент сожми руку в кулак, я скажу Жене, чтобы взял крупным планом, когда ты будешь разжимать руку, а на ладони – следы от ногтей. Будет хорошо.
– Ладно, сделаю.
Через десять минут Алина снова встала в центр круга, эпизод начался. По сценарию она должна была медленно обводить взглядом людей, составлявших массовку. И вдруг она увидела ЕГО. Психа. Она не могла ошибиться, это было то же лицо с безобразным родимым пятном на щеке, те же страшные глаза, те же тонкие мокрые губы. Но этого не могло быть! Не могло! Его не было почти два года. Он умер.
Алина на какое-то мгновение забыла, что идет съемка. Она снова была во власти страха, который вернулся к ней спустя два года…
– Гениально! – услышала она голос Андрея.
И тут же к нему присоединились другие голоса.
– Потрясающе!
– С ума сойти!
– Алина, ты – гений!
Она с трудом стряхнула с себя оцепенение. Рано она радовалась, болезнь, видно, зашла слишком далеко. Нельзя годами безнаказанно принимать психотропные препараты. Ей казалось, что она выздоровела, а кошмар снова вернулся к ней, на этот раз в виде галлюцинаций. Что же с ней будет? Господи, что же будет теперь? Пожизненная психушка? Инвалидность? Жалость окружающих? Все ее поздравляют, думая, что она гениально сыграла испуг, а что будет, когда все узнают, что никакая она не талантливая актриса, а обыкновенная сумасшедшая, мучимая галлюцинациями, охваченная острым психозом?
Она постаралась взять себя в руки и ничем не выдавать своего отчаяния. Больше всего ей хотелось, чтобы Андрей ничего не заметил. Он так долго возился с ней, избавляя ее от страха, столько сил и времени потратил на нее, нельзя, чтобы он узнал, что все напрасно. Он этого не переживет. Такой удар для него!
Алина смогла заставить себя «сохранять лицо», пока добиралась до гостиницы вместе с Андреем и помощником режиссера Леной Альбиковой. Из последних сил она держалась во время обеда, но потом сослалась на усталость и заперлась у себя в номере. Она не могла плакать. Ее трясло, как в лихорадке, руки ходили ходуном, зубы стучали. Оставалось последнее средство – таблетки, которые она продолжала возить с собой. Не то чтобы она брала их намеренно, просто они лежали в ее дорожной аптечке еще с тех пор, когда она пила их регулярно. Лежали вместе с аспирином, лекарствами от головной боли, от простуды, перекисью водорода и пластырем.
Она сунула под язык три таблетки феназепама, и через двадцать минут ее стало «отпускать». Алина прилегла на кровать, укрылась двумя одеялами, хотя на улице было двадцать пять градусов, и заставила себя расслабиться и уснуть. Вечером она даже смогла выйти на ужин и погулять со Смуловым по набережной. Его не насторожило, что она была молчаливой, это было ее обычное состояние. На следующий день с утра снова предстояла съемка, и Андрей не стал оставаться у нее на ночь. Утром она опять приняла лекарство и вышла на площадку. Ей удалось отработать так, что никто ничего не заметил, хотя один бог знает, каких усилий ей это стоило. Хорошо, что это был уже последний съемочный день. Они возвращались в Москву.
В Москве она стала понемногу успокаиваться. Приступ больше не повторялся, галлюцинации не возвращались, и Алина почувствовала себя увереннее. А потом был рабочий просмотр отснятого материала. Запустили пленку с эпизодом на пляже, сначала первый дубль, потом второй. И во весь экран снова возникло это жуткое лицо с родимым пятном и страшными глазами. Алина стиснула зубы, чтобы сдержать стон. Опять! Опять это случилось!
Но она была слишком сильной и трезвомыслящей, чтобы сдаться без боя. Медленно оглядела зал. Да, в нем все так, как и должно быть, все сидят на тех же местах, ни у кого не выросло по две головы или по пять рук. Значит, она не больна, значит, это не галлюцинация. Псих действительно был там, на пляже. И попал в кадр.
Она решила проверить сама себя, она никогда не была паникершей и всегда билась до последнего. Она попросила механика повторить второй дубль. Андрей глянул удивленно, но просьбу поддержал. К нему, по счастью, присоединились и остальные сидящие в зале.
– Конечно, давайте посмотрим еще раз! Это бесподобно! Этот кадр войдет в анналы мирового кинематографа!
Снова засветился экран. На этот раз Алина старалась контролировать себя, не терять самообладания. И опять увидела Психа. Он лишь мелькнул в череде лиц, мелькнул на короткое мгновение, но она его узнала безошибочно. Она слишком хорошо знала это лицо, чтобы не узнать его даже через тысячу лет.
Вернувшись домой, Алина попыталась спокойно все обдумать. И поздно вечером позвонила Смулову.
Он приехал к Каменской около восьми утра, Короткова еще не было. Настя открыла ему дверь в джинсах и тонком свитере, бодрая и собранная. Но синева под глазами и запавшие щеки выдавали бессонную ночь. Стасов напряг память, вспоминая, сколько ей лет, кажется, хорошо за тридцать, ну да, конечно, раз она майор.
– Что за пожар? – спросил он, снимая куртку.
Настя позвонила ему в половине седьмого утра, и голос у нее был странный. Она попросила Стасова приехать к ней как можно скорее, но ничего толком не объяснила. Сказала только, что Коротков тоже приедет.
– Это не пожар, а скорее тихое помешательство, – скупо улыбнулась она. – Я сейчас буду вам рассказывать кое-что, а ваша задача – разгромить меня в пух и прах, наглядно объяснить мне, что я – дура и выдумщица.
– Интересное кино! – недовольно протянул Стасов. – У меня, между прочим, ребенок болеет, я хотел с утра в магазин сбегать, купить ей молока, чтобы с медом пила, и вкусное что-нибудь, а ты меня выдернула из дома – и для чего? Для того, чтобы я слушал какие-то глупости и потом объяснял тебе, что это действительно глупости? Ну знаешь ли, Анастасия!
Настя смутилась, глаза ее сердито сверкнули.
– Извини, пожалуйста, – сухо сказала она. – Ты мог бы сразу сказать мне об этом, когда я только позвонила. Я бы не настаивала.
Стасов почувствовал неловкость. Она права, она же не могла знать, что у Лили ангина. Зачем же он сейчас ее упрекает? В конце концов, даже если бы он купил это дурацкое молоко, Лиля все равно не стала бы его пить, она терпеть не может молочные продукты. Ей проще полоскать горло ядовитой смесью воды с йодом и солью, чем влить в себя хотя бы стакан молока или кефира.
Он хотел как-то смягчить свою резкость и начал подыскивать примиряющие слова, но в это время пришел Коротков, и вопрос сгладился сам собой. Юра явился веселый и полный сил, чмокнул Настю в щеку, скинул ботинки и сразу же прошлепал в одних носках на кухню. Было видно, что он бывал здесь часто и хорошо изучил привычки хозяйки – по утрам пить много кофе, непременно сидя на кухне.