Озадаченный взгляд Бернарда постепенно переместился к ножке кровати, остановился на женских туфельках с высокими каблуками, брошенных на полу. Нахмурившись, он подошел ближе и увидел, что обувь лежит в блестящей лужице крови. Обогнув кровать, Тэвисток застыл, не веря собственным глазам.
Его жена лежала на полу, черные как смоль волосы Мэдлин разметались, словно крылья ворона. Ее глаза были открыты. Три струйки крови стекали вниз, оставляя следы на белой блузке.
Бернард бросился на колени рядом с женой.
– Нет! – вскричал он. – Нет!!!
Коснувшись лица любимой женщины, он ощутил теплоту, которую все еще хранила ее щека. Прижавшись ухом к окровавленной груди, Тэвисток не услышал ни малейших признаков сердцебиения, дыхания. С его уст сорвались рыдания, горестный, скорбный крик неверия:
– Мэдлин!
Стоило эху ее имени раствориться в воздухе, как позади Бернарда послышался другой звук – чьих-то шагов. Мягких, приближающихся…
Бернард обернулся и в замешательстве уставился на дуло, наведенное прямо на него, – дуло пистолета Мэдлин. Он взглянул на лицо, нависшее над стволом оружия, – в этом не было смысла, абсолютно никакого смысла!
– За что? – только и произнес Бернард.
В ответ раздался лишь унылый, низкий звук пистолетного глушителя. Вылетевшая пуля сразила Тэвистока, заставив его растянуться на полу рядом с Мэдлин. За несколько стремительно промелькнувших секунд он успел осознать, что тело жены лежит совсем рядом, а ее волосы, подобно шелку, нежно касаются его пальцев. Из последних сил потянувшись к Мэдлин, Бернард взял ее голову в свои ладони. «Моя любовь! – пронеслось в его сознании. – Моя дорогая, моя единственная любовь!» И его руки безжизненно упали…
Бекингемшир, Англия
Двадцать лет спустя
Джордан Тэвисток сидел развалившись в большом мягком кресле дяди Хью и с изумлением рассматривал, как уже делал тысячу раз до этого, портрет своего давно почившего предка, несчастного графа Ловатского. Ах, какая восхитительная ирония есть в том, подумал Джордан, что лорд Ловат может пристально взирать с этого почетного места над каминной полкой! Ничто иное не могло лучше свидетельствовать о склонности семьи Тэвисток к причудам, чем решение открыто демонстрировать портрет одного из своих родственников, который в буквальном смысле потерял голову в Тауэр-Хилл, на известном месте для публичных казней. Лорд Ловат оказался последним человеком, который был обезглавлен в Англии, – разумеется, если не учитывать неофициальные данные.
Джордан поднял свой бокал, провозглашая тост за горемыку графа, и залпом опрокинул в себя внушительный глоток шерри. Ему очень хотелось пропустить еще одну порцию горячительного, но часы показывали пять тридцать – гости вот-вот должны были начать собираться на прием в честь Дня взятия Бастилии.
«Нужно оставить по крайней мере несколько серых клеточек в исправном состоянии, – подумал Тэвисток. – Возможно, остатки здравого смысла пригодятся мне, чтобы поддерживать всю эту пустую болтовню». К слову сказать, болтовня была одним из наименее любимых Джорданом занятий.
Большей частью он успешно избегал всех этих светских сборищ с икрой, вечерними нарядами и галстуками-бабочками, которые имел обыкновение устраивать дядя Хью. Но сегодняшний раут, который давался в честь гостей их дома – сэра Реджи и леди Хелены Вэйн, мог оказаться более занятным, чем обычная встреча любителей лошадиных бегов.
Это был первый большой прием с момента выхода в отставку дяди Хью, некогда служившего в британской разведке, и сегодня в гости должны были пожаловать несколько его бывших коллег по МИ-6. Подумать только, Джордан мог оказаться в одной компании со старыми дядиными коллегами из Парижа! Все они прибыли в Лондон ради недавнего экономического саммита, и возможность пообщаться с такими интересными людьми обещала весьма увлекательный вечер. Каждый раз, когда бывшие шпионы и дипломаты собирались в одной комнате, наружу выплывали всевозможные тайны и любопытные факты.
Джордан с уважением взглянул на дядю, который вошел в кабинет, ворча что-то себе под нос. Уже одетый в смокинг, Хью старался, хотя и безуспешно, прикрепить бабочку – вместо того, чтобы изящно прицепить галстук, дядя умудрился завязать тугой морской узел.
– Джордан, помоги мне сладить с этой проклятой штукой, сможешь? – попросил Хью.
Джордан послушно поднялся с удобного кресла и развязал узел.
– А где Дэвис? Он лучше справляется с подобного рода вещами.
– Я отправил его за твоей сестрой.
– Берил снова куда-то запропастилась?
– Разумеется. Только упомяни словосочетание «коктейльная вечеринка», и она пулей вылетит за дверь.
Джордан принялся завязывать галстук дяди в форме банта.
– Берил никогда не любила вечеринок. И, между нами говоря, мне кажется, что она не самого высокого мнения о Вэйнах.
– Хм, неужели? Но они – прекрасные гости! Такие всегда придутся к месту…
– Они с Берил вечно обмениваются противными мелкими колкостями.
– Ах, ты об этом!.. Вэйны все время так общаются. Я уже привык пропускать мимо ушей их язвительные замечания.
– А ты обращал внимание, что Реджи следует за Берил по пятам, словно преданный щенок?
Хью рассмеялся:
– Когда рядом оказывается красивая женщина, Реджи каждый раз превращается в преданного щенка.
– Понятно. И совсем неудивительно, что Хелена вечно стреляет в него красноречивыми взглядами.
Джордан отстранился и окинул бабочку дяди хмурым оценивающим взглядом.
– Как выглядит?
– Думаю, так, как и должно выглядеть.
Хью посмотрел на часы:
– Пора проверить, как дела на кухне. Проследи, чтобы все было в порядке. И почему Вэйны все еще не спустились?
Словно в ответ на эти слова с лестницы донесся звук недовольных, ворчливых голосов. Леди Хелена по привычке бранила мужа.
– Кто-то же должен указать тебе на эти вещи! – делала внушение она.
– Да, и это, как всегда, ты, не так ли?
Спасаясь бегством от преследовавшей его жены, сэр Реджи влетел в кабинет. Джордану никак не удавалось найти решение давно мучившей его загадки: что же связывает эту пару, половинки которой столь очевидно не подходят друг другу? Сэр Реджи, привлекательный седовласый мужчина, возвышался над своей женой – маленькой серой мышкой. Возможно, этот странный альянс объясняло солидное наследство, перешедшее Хелене, – в конце концов, деньги наилучшим способом уравнивали любые положения.
Когда стрелки часов подползли к шести, Хью наполнил бокалы шерри и вручил их присутствующим, не забыв и о себе.
– Прежде чем нагрянет шумное полчище, – сказал он, – мне хотелось бы провозгласить тост за ваше благополучное возвращение в Париж!