Дядю Хью, очевидно, уже ждали: его поприветствовали с холодным презрением к старому врагу времен холодной войны. Только в служебном кабинете коменданта тюрьмы к посетителям проявили хоть какую-то любезность. Им раздали по чашке горячего чая, мужчинам предложили сигары. Дядя Хью принял «угощение», Ричард вежливо отказался.
– До недавних пор Ляйтнер был одним из самых молчаливых, неуступчивых заключенных, – сказал комендант, прикуривая сигару. – Сначала он полностью отрицал свою роль в секретных операциях. Но ваше досье на него убедительно доказало обратное. Он действительно был ответственным за парижские операции.
– Ляйтнер называл какие-нибудь имена? – спросил Ричард.
Комендант посмотрел на него сквозь движущееся облако сигаретного дыма:
– Вы работали на ЦРУ, не так ли, мистер Вулф?
Ричард коротко кивнул, подтверждая сказанное:
– Это было много лет назад. Я давно оставил службу.
– Но вы наверняка понимаете, что это значит: упорствовать, не желая избавиться от старых стереотипов.
– Да, понимаю.
Комендант встал и подошел к окну, бросив взгляд на колючую проволоку, окружавшую его тюремное королевство.
– Берлин битком набит людьми, бегущими от своих собственных теней. От своей старой жизни. Из-за денег или по идеологическим соображениям, но они служили своему хозяину. А теперь этот хозяин мертв, и они скрываются от прошлого.
– Но Ляйтнер уже в тюрьме. Он ничего не потеряет, если побеседует с нами.
– Но люди, которые работали на него, – те, что еще на свободе, – они могут потерять все. Секретные документы восточных немцев теперь стали достоянием общественности. И в любой момент какая-нибудь любопытная гражданка может открыть одно из этих дел и выяснить всю правду. Понять, что ее друг, муж или любовник работали на врага. – Комендант отвернулся от окна, его светло-голубые глаза сфокусировались на Ричарде. – Именно поэтому Ляйтнер так упорно отказывается называть имена – чтобы защитить своих старых агентов.
– Но, как я понял, с недавних пор он начал сотрудничать?
– В последние недели, да.
– Почему?
Комендант немного помедлил.
– Слабое сердце, как уверяют доктора. Сердечная недостаточность, состояние постепенно ухудшается. Через два-три месяца… – Он пожал плечами. – Ляйтнер понимает, что конец близок. И взамен на некоторые последние в его жизни удобства он иногда начинает откровенничать.
– Тогда он сможет дать нам ответы на все вопросы.
– Если он будет в настроении. – Комендант повернулся к двери. – Что ж, давайте посмотрим, в каком настроении пребывает герр Ляйтнер сегодня.
Посетители проследовали за комендантом вниз по охраняемым коридорам, мимо зарешеченных камер и мрачных охранников, в самый центр тюремного комплекса. Здесь не было окон: даже воздух, казалось, был герметично запечатан, спрятан от внешнего мира. «Отсюда нет никакого спасения, – мелькнуло в голове Берил. – Кроме смерти».
Они остановились у камеры под номером 5. Два охранника, каждый своими собственными ключами, отперли отдельные замки. Дверь медленно распахнулась.
Внутри на деревянном стуле сидел старик. Из его ноздрей спускались кислородные трубки. Его унылое арестантское одеяние – желтовато-коричневые рубашка и брюки без пояса – свободно висело на его тщедушном теле. Яркий свет флуоресцентных ламп придавал его лицу желтоватый оттенок. Около стула старика стоял кислородный баллон. Оглушительную тишину в комнате нарушало лишь шипение газа, струящегося по трубкам в носу.
– Добрый день, Генрих, – по-немецки поздоровался комендант.
Ляйтнер ничего не ответил, лишь короткая вспышка приветствия мелькнула в его глазах.
– Сегодня я привел лорда Ловата, из Англии. Вам знакомо это имя?
И снова в синих глазах старика мелькнула яркая вспышка. Потом послышался шепот:
– МИ-6.
– Верно, – сказал Хью. – Уже в отставке.
– Как и я, – послышался ответ – серьезный, без тени иронии.
Внимательный взгляд Ляйтнера переместился на Берил и Ричарда.
– Моя племянница, – объяснил Хью, – и мой бывший коллега. Ричард Вулф.
– ЦРУ? – спросил Ляйтнер.
Ричард кивнул:
– И тоже в отставке.
Ляйтнер выдавил из себя слабую улыбку:
– Как по-разному, однако, мы наслаждаемся своими отставками!
Старик снова взглянул на Хью:
– Частный визит к старому врагу? Наводит на мысли.
– Это не частный визит, уж определенно, – отозвался Хью.
Ляйтнер начал кашлять, и это, казалось, почти лишило его последних сил: когда он снова откинулся на своем стуле, его лицо приобрело отчетливый синий оттенок.
– Так что же вы хотите знать?
– Нам нужно установить личность вашего двойного агента в Париже. Кодовое имя – Делфи.
Ляйтнер не ответил.
– Разумеется, это имя вам известно, герр Ляйтнер. В былые годы Делфи, судя по всему, передавал бесценные сведения. Он был вашей ниточкой к секретным операциям НАТО. Разве вы не помните?
– Это было двадцать лет назад, в далеком прошлом, – тихо пробормотал Ляйтнер. – Мир с тех пор сильно изменился.
– Мы хотим знать только его имя. Это – все.
– Значит, вы хотите запихнуть Делфи в клетку – такую же, как эта? Запрятать подальше, от солнца и воздуха?
– Только так мы сможем остановить убийства, – веско произнес Ричард.
Ляйтнер нахмурился:
– Какие убийства?
– Те, что продолжаются и по сей день, прямо сейчас. Французский агент был убит в Париже. Еще одного человека застрелили в Греции. Это все связано с Делфи.
– Но это невозможно, – пробормотал Ляйтнер.
– Почему?
– Делфи усыпили.
Хью сердито взглянул на арестанта:
– Вы имеете в виду, что он мертв?
– Но в этом нет смысла, – встрял Ричард. – Если Делфи мертв, почему убийства все еще продолжаются?
– Возможно, – рассудил Ляйтнер, – это вообще никак не связано с Делфи.
– Возможно, – в тон ему сказал Ричард, – вы лжете.
Ляйтнер улыбнулся:
– Возможно все.
Неожиданно старик снова закашлялся: это был булькающий звук, производимый человеком, которому явно недолго осталось жить на этом свете. Лишь несколько раз вдохнув кислород, он снова вернул себе способность говорить.
– Делфи был оплачиваемым агентом, – объяснил Ляйтнер. – Он сотрудничал с нами не из идеологических побуждений. Мы-то, понятное дело, предпочитали идейных. Они обходились нам не так дорого.