— Уберите собаку!
«Никогда в жизни безобидного Пая еще никто не пугался», — подумала Вера с недоумением. Это же спаниель! Длинноухая плюшевая игрушка. Как можно его бояться?
— Я вас не приглашала, — ответила она. — Так что «убирать» его не буду. Проходите.
— А если он укусит?
— Если вас в детстве покусали собаки, это не значит, что каждая собака кусается, — спокойно ответила хозяйка «плюшевой игрушки».
Она взяла Пая за ошейник, отвела в комнату и похлопала рукой по креслу. Пес вскочил на него, повертелся клубочком и замер.
— Сиди тихо, не мешай, — попросила его Вера. — Ты же понимаешь, это не просто так. Надо разобраться.
Она развернулась к милиционерам, села к столу и знаком пригласила их тоже присесть.
— Что случилось? — снова спросила она.
Дзюба уже разложил на столе чистую бумагу и приготовил ручку. Смолярчук, не отвечая, спросил:
— Когда вы в последний раз бачилы Билибина? Антона Климовича?
«Так вот оно что…»
Вера поняла, что за мгла сгущалась у нее в голове и давила на виски. Неужели с Антоном что-то нехорошее?
— А что с ним?
Смолярчук не ответил. Пай со своего наблюдательного пункта в кресле смотрел на него без всякого доверия. Он чувствовал исходящие от капитана токи страха по отношению к себе и был не вполне уверен в его благонадежности. Второй мент в это время старательно выводил на бумаге: «Протокол опроса… Начат в таком-то часу…» Затем прервал свое занятие и спросил:
— Можно попросить ваш паспорт?
— Тогда и вы давайте свои удостоверения.
Состоялся обмен документами. Дзюба старательно выводил в протоколе все данные Лученко, адрес и дату выдачи паспорта. Смолярчук почему-то перестал бояться собаки, что его мимолетно удивило: ведь в детстве его действительно покусали, и он с тех пор к этим страшным зверям не приближался.
— Вы не ответили на мой вопрос, когда… — начал было капитан.
— Нет, так не пойдет, — сказала Вера, поднимаясь, и Пай вскочил вместе с хозяйкой. — Либо вы объясните мне смысл вашего визита, либо до свидания.
Капитан опасливо покосился на Пая, но не стал вскакивать со стула. На своем веку он повидал множество свидетелей, подозреваемых и преступников. И точно знал, чего не нужно делать во время опроса свидетелей: торопиться. Он со вздохом произнес:
— Случилася очень большая неприятность. Для артиста Билибина то есть. Убили його. От я и спрашую, когда видели. Так когда?
Вера прикрыла глаза. Она уже чувствовала беду, но одно дело чувствовать и понимать, другое — когда тебе вот так прямо об этом скажут. Но кто мог убить Антона? Зачем? Что за чушь!..
— Вчера, в театре, — ответила она.
— О чем вы разговаривали?
— Мы не разговаривали. Он играл на сцене.
— А когда разговаривали?
— Ну… Вчера днем, может быть. Я точно не помню.
— Ну так подывиться на фото и вспоминайте скорей.
Смолярчук достал из папки фотографию, сделанную милицейскими экспертами на месте преступления. Лученко увидела лежащее на полу гримерки тело со странно вывернутой головой. Будто кто-то гнусно пошутил, выкрутив голову несчастного лицом к спине. Вера, хоть и была доктором по профессии, но к бессмысленной и жестокой смерти, как любой нормальный человек, не привыкла. Она содрогнулась. Ее сверхчувствительность сыграла с ней злую шутку: на экране внутреннего зрения появились руки, которые обхватили голову несчастного актера и резко развернули. Раздался хруст, смертельный щелчок. И все.
Невозможно, невероятно, ужасно. Как в это поверить? Зачем, почему убили? Билибин не был хлюпиком-ботаником, которого можно легко обидеть, вовсе нет. Он был наделен хорошим телосложением: ширококостный, с крепкими плечами и широкой шеей, на которой сидела красивая голова. Хоть рисуй с него плакатного героя…
Женщина поднялась, открыла форточку, закурила. Антону было тридцать три. Не только актер театра, но и телеведущий, очень востребованный шоумен, он всегда был душой компании, здорово играл на гитаре, увлекался Полом Маккартни. Рассказывал о юности, смеясь: «Учился я отвратительно! Школы менял из-за “неудов” по поведению: то длинные волосы отращу, то еще чего. А в детстве я мечтал стать биологом, устроил дома зоопарк: четыре клетки с крысами, белка, хомяк, ворона, черепаха, кролик, две собаки…»
«К чему это я про домашний зоопарк?» — подумала Вера с тяжелым чувством, будто ответ на страшный вопрос уже брезжил на задворках сознания.
Терпеливый Смолярчук по опыту знал, что женскому полу нужно время, чтоб прийти в себя после таких вот фотографий. Он не торопил свидетельницу. Он только внимательно осмотрел хозяйку квартиры, стоящую к нему спиной, и сделал вывод: «Не, такая жиночка не могла вбыть! Тендитна дуже. Шоб такому кремезному чоловику голову звернуть, яка ж звиряча сила нужна!»
— Какие у вас были отношения, Вера Алексеевна?
Она с трудом ответила:
— Обыкновенные. Дружеские.
Дзюба в это время писал: «Перед началом опроса мне разъяснены нормы статьи такой-то Конституции Украины, часть… По существу заданных мне вопросов в связи со смертью гр. Билибина могу показать следующее…»
— Как вы познакомились?
— Подруга моя познакомила. Она артистка, работает в театре.
— У него были враги?
Вера очень удивилась.
— Откуда мне знать? Враги? Не знаю, может, конкуренты в актерской среде считаются…
Смолярчук прервал ее.
— Як то откуда знать? Сами говорите — дружеские. Значить, он мог вам шось рассказывать. К примеру, вы были у нього вдома?
— При чем тут… — Хозяйка хотела оборвать этот разговор, но сдержалась: не поможет. У них такая работа — дурацкие вопросы задавать. — Не была и не собиралась.
— Вы замужем?
— Допустим.
Они с Андреем Двинятиным не расписывались. Он был ее гражданским мужем. Не мужем, но почти.
— Отож. А Билибин холостой. И вы встречались…
— Не ваше дело!
Она все-таки сорвалась. Смолярчук строго посмотрел на Лученко.
— Я должностное лицо и имею право проводить предварительное расследование в форме дознания. А кто мешает отправлению правосудия, того…
— Ну так и отправляйтесь отправлять ваше правосудие! — Вере надоело. — Спрашивайте охрану театра, артистов, близких… покойного.
Милиционер вздохнул. Дзюба дописывал концовку протокола: «…С моих слов записано верно, подпись, дата».
— А чого вин оставался поздно вечером один в театре, не знаете?
— Захотел и остался.