Думала Вера и о том, что надо срочно вернуть Андрея. Ей было стыдно, что она допустила их размолвку, сердце ныло от тоски.
Она шла в театр в надежде, что искусство ее тоску немного вылечит, а теперь еще больше хочется видеть любимого. Какая же она была глупая!..
— Нет, ничего, просто я еще вся в театре, — вздохнула она. — Как быстро закончилось действие!
— Тогда давай продолжим, закатимся куда-нибудь ужинать. А? — предложил Зарайский.
— Не знаю… Пожалуй, не хочется…
За время, что они стояли в очереди в гардероб и пока Вера поправляла перед зеркалом свою шубку, в ее голове родилась и наливалась силой боль. Вначале она не обратила внимания — обычное дело, духота, много людей. Но боль зрела, началось головокружение.
— Эй, коллега, — с тревогой позвал ее Зарайский, — ты что? Побледнела вся. Плохо себя чувствуешь?
— Погоди… Не знаю… — Голос Никиты доносился до женщины, словно из страшной дали.
Голова все кружилась и кружилась. Вера привыкла, что у нее изредка бывают такие состояния, связанные с неполадками вегетативной и сосудистой систем, и даже шутила: «Частые головокружения легче переносить, когда понимаешь: весь мир вращается вокруг тебя!» Но знала она и то, что эти состояния порой предупреждают об опасности для нее самой или очень близких людей. Она называла это «тринадцатое чувство». Чувство обрушивалось на нее как лавина, сминало, и единственное, что Вера могла, — бежать, спасаться. Или предупреждать того, кому эта опасность грозила, если интуиция успевала подсказать. Сейчас она только чуяла смерть, черная лавина накрывала ее, а ноги не слушались, тело не повиновалось, страх парализовал мозг.
Они с Зарайским уже шагнули на улицу…
Тимур Акимов испытывал одновременно ярость и радость. Он был прав, когда невзлюбил эту ведьму Лученко! Оказывается, она посмела предать хозяина!.. Василий все рассказал. Конечно, слов он не разобрал, но видел выражения лиц. И потом, когда Сергей Тарасович вернулся в офис, он был вне себя. Тимур слышал, как он звонил знакомым и отдавал распоряжения насчет Лученко, уточняя, чтобы это произошло завтра.
Все стало окончательно ясно. Теперь Тимур нашел виноватого. Как кавказская овчарка, он определил того самого чужака, которого надо гнать прочь, а если замешкается — рвать на куски. И, как бывает у этих свирепых овчарок, глаза его стали бешеными, безумными, внутри них словно опустилась невидимая заслонка — все, никакой голос разума туда, в мозг, уже не проникнет. И даже окрик хозяина теперь не помешает. Враг найден, и враг должен быть уничтожен.
Недавно, пару часов назад, Тимуру позвонил его человек из театра и сообщил: в гримерной артиста Билибина уже в который раз собираются молодые актеры. Они там чем-то подозрительным занимаются. Подслушать их никак не выходит, они никого постороннего даже к двери близко не подпускают. Но их таинственные сборища точно касаются строительства торгового центра: мелькали обрывки фраз о стройке, о рабочих.
Тимур еще тогда подумал, что Лученко наверняка имеет к этому отношение: ведь он несколько раз видел Билибина рядом с ней. Это только подогревало ярость.
Он знал, что Лученко в театре, и подъехал к концу спектакля. Не стал ждать в машине, не стал парковаться — бросил автомобиль как попало, прямо на «зебре» пешеходного перехода. Нет времени на соблюдение правил. Сейчас она выйдет, и тогда… Он точно не знал, что тогда, потому что у него работал не разум, а действовали инстинкты.
Она вышла и сразу увидела Тимура на противоположной стороне улицы. И поняла: вот оно. То самое, что навалилось на ее душу черной горой.
И он сразу увидел ее.
Еще секунда — и бросится. Никакой проносящийся транспорт не помешает ему молнией подлететь и вцепиться в горло. Никакой человек не оттащит. Все решено…
И тут его внимание отвлекли громкие звуки со стороны стройки. Из-за забора раздавались вопли, грохот, неразборчивый мат. И снова крики, гулкие удары… Там что-то происходило, что-то неправильное, такое, чего не должно быть. У раскрытых ворот стояла кучка любопытных, они тянули шеи, заглядывая внутрь.
Шагнувший было на брусчатку проезжей части Тимур остановился. Преданность пса мучительно боролась с инстинктом убийцы. Стройка принадлежит хозяину, ее надо защищать. Нельзя допустить беспорядка на территории его благодетеля и бога. Это его, Тимура, святая обязанность. А докторша как же? Э, никуда она не денется.
И он понесся к воротам, расталкивая и сбивая с ног прохожих…
Минут за десять до этого на стройку заехал самосвал. Охранники не успели закрыть ворота: сразу за самосвалом шел здоровенный парень в летней форме десантника, без шинели. В тельняшке, пятнистой гимнастерке, голубом берете — все, как положено. Парни было удивились, но тут увидели у десантника в руках ножи. Он держал их за лезвия: один в левой руке, остальные, веером — в правой.
Один охранник замер, шагнул назад, поскользнулся в грязи и упал. Второй бросился к створке ворот — закрыть поскорее и не пускать бойца внутрь. Но не успел. Верзила в тельняшке резко взмахнул левой рукой, нож свистнул в воздухе…
Сидящий в грязи первый охранник со страху зажмурился и так сжал зубы, что укусил себя за щеку. Он, хоть и не служил никогда в армии, но видел подобное в кино. А еще в документальном фильме про наших славных защитников, десантные войска. Все же любопытство пересилило, он открыл глаза, боясь увидеть залитого кровью напарника с торчащей из горла рукояткой ножа. Но увидел только, что напарник валяется на земле и ошалело барахтается, а на лбу у него вздувается шишка.
Виталий подобрал нож и вошел внутрь, на стройку. Он метнул нож так, чтобы оружие не вонзилось острием, а наоборот, ударило рукоятью. Если бы его сейчас спросили, почему он так сделал, — он не смог бы ответить. Но что-то внутри ему нашептывало: убивать можно только врага. Того, который толкнул Диану. Парень был уверен, что узнает убийцу.
Он шагал не спеша, открыто, глядя прямо перед собой. На него бросились еще двое: видимо, вторая смена охранников вышла из вагончика. Снова свист ножей, удар в лоб, крики боли… Один нож он снова успел подобрать.
Начали сбегаться рабочие. Это были другие, не с Западной Украины. Трудно сказать, где их набирали, но различались и восточные, и азиатские, и европейские лица, была даже парочка лиц шоколадного цвета.
— Эй, ты что? — закричали они здоровяку десантнику. — Живо убирайся отсюда!
И начали подбирать с земли обломки кирпичей, железные обрубки арматуры, куски деревянных досок. Сгрудились и пошли на ненормального десантника.
Он метнул несколько ножей тем же способом, свалив нескольких человек. Один, последний нож сунул сзади за пояс, освободив руки… На него бросились оставшиеся на ногах строители, замахиваясь кто чем мог.
Виталий резко присел, сделал молниеносную подсечку одному, дернул за руку другого — тот взвыл от боли в разорванном сухожилии. Ребристый кусок арматуры выпал из его руки, но не долетел до земли, его подхватил десантник, взмахнул коротким жутким ударом, еще раз, еще — послышался хруст сломанных костей.