— Насчет этого я признаю свою вину.
— Мистер Поттер также заявляет, что вы были… дайте я процитирую: «…в ярости, не контролировал себя и был близок к совершению насильственных действий» — конец цитаты.
— Я не был близок к совершению насильственных действий.
Ван Дам закрыл протокол и сочувственно улыбнулся:
— Я понимаю, мистер О'Хара, каково это, быть окруженным некомпетентными людьми. Господи, да я чуть ли не каждый день удивляюсь, как наша страна еще держится. Я говорю не только о разведке, а вообще. Обо всем. Я вдовец, и моя жена оставила мне огромный дом. Я даже не могу найти приличную домработницу или садовника, которые хорошо следили бы за моими азалиями. На работе мне иногда хочется воздеть руки и воскликнуть: «Да забудь ты про это! Я делаю свою работу по-своему, и к черту все правила!» Наверное, вы тоже так чувствуете? Конечно же. Я же вижу, что вы, как и я, бунтарь.
Ник почувствовал, что разговор ушел куда-то не в ту сторону. Домработницы? Азалии? К чему ведет этот человек?
— Здесь написано, что до департамента вы работали в Американском университете. — Ван Дам снова обратился к личному делу Ника.
— Я был одним из профессоров. Специальность — лингвистика.
— О, прошу прощения. На самом деле к вам нужно обращаться профессор О'Хара, не так ли?
— Не важно.
— Даже в университете вы отличались наличием собственных взглядов. Такую черту характера уже не изменить. Мистер Эмброуз утверждает, что вы не подходите для данной работы. Вы — как белая ворона. Думаю, вы сами чувствуете себя одиноко здесь.
— К чему вы ведете, мистер Ван Дам?
— К тому, что одинокий человек может найти… привлекательным, так сказать, сотрудничество с другими бунтарями. К тому, что со злости вы можете начать работать согласно чужим интересам.
Ник замер.
— Я не изменник, если вы намекаете на это.
— Нет-нет! Я ведь этого не говорил. Мне не нравится слово «изменник». Оно такое неточное. В конце концов, определение этого слова варьируется в зависимости от политической ориентации человека.
— Я знаю, кто такой изменник, мистер Ван Дам! Так получилось, что я не согласен с политикой нашей страны, но это еще не делает меня предателем!
— Что ж, тогда, возможно, вы объясните свою вовлеченность в дело Фонтейна.
Ник заставил себя глубоко вдохнуть. Итак, наконец они подобрались к самому главному.
— Я делал свою работу. Две недели назад в Германии погиб Джеффри Фонтейн. Я получил обычное задание: позвонить вдове с соболезнованиями. Кое-что из сказанного ею насторожило меня. Я просмотрел компьютерные данные о Фонтейне — обычная проверка — и обнаружил, что некоторых сведений не хватает. Поэтому я позвонил своему другу…
— Мистеру Гринстейну, — уточнил Ван Дам.
— Послушайте, не впутывайте его в это дело. Он всего лишь оказал мне услугу. У него есть знакомый в ФБР, который поискал информацию по Фонтейну. Ее нашлось не так уж много. Я получил больше вопросов, чем ответов. И я решил поговорить с вдовой Фонтейн.
— Почему вы не обратились к нам?
— Я не был уверен, что такие случаи находятся в вашей компетенции. Я имею в виду юридически.
Первый раз за весь разговор глаза Ван Дама вспыхнули яростью.
— Вы хоть понимаете, что, возможно, нанесли непоправимый ущерб всему расследованию?
— О чем вы?
— У нас все находилось под строгим контролем. А теперь, боюсь, вы ее предупредили.
— Предупредил ее? Но Сара, как и я, находится в полном неведении.
— Это умозаключение шпиона-любителя?
— Это мое интуитивное чутье.
— Вы не знаете всего…
— Чего я не знаю?
— Того, что смерть Джеффри Фонтейна до сих пор находится под вопросом. Того, что его жене возможно известно больше, чем вы думаете. И того, что очень многое зависит от этого дела. Вы даже представить не можете, в какой степени.
Ник в ошеломлении смотрел на Ван Дама. О чем говорил этот человек? Джеффри Фонтейн жив или мертв? Могла ли Сара быть такой хорошей актрисой, чтобы с самого начала обманывать Ника?
— И что же зависит от этого дела? — спросил Ник.
— Ну, скажем так, его последствия будут международными.
— Джеффри Фонтейн был шпионом?
Губы Ван Дама плотно сомкнулись. Он ничего не ответил.
— Послушайте, — продолжил Ник, — с меня хватит. Почему мне учинили допрос из-за рутинного дела консульства?
— Мистер О'Хара, я здесь, чтобы задавать вопросы, а не отвечать на них.
— Прошу прощения, что нарушаю ваш стандартный порядок действий.
— Для дипломата вы весьма недипломатичны. — Ван Дам повернулся к Эмброузу: — Я не уверен, чист он или нет, но соглашусь с вашим планом.
— Каким еще планом? — нахмурился Ник.
Эмброуз прочистил горло. Ник точно знал, что это значит. Знак надвигающихся неприятностей.
— После просмотра вашего личного дела, — сказал Эмброуз, — и принимая в расчет недавний… э… неблагоразумный поступок, совершенный вами, мы решили, что вам лучше уйти из отдела на довольно продолжительный период времени. Ваша благонадежность требует повторной проверки. Пока мы не подтвердим вашу невовлеченность в антиправительственные дела, вы отстранены от работы. Если мы найдем нечто посерьезнее вашего проступка, вам придется еще раз встретиться с мистером Ван Дамом. Не говоря уже об управлении юстиции.
Нику не понадобился перевод сказанного. Он и так понял: его только что обвинили в измене. Самым логичным было сейчас выразить протест, заявить о своей невиновности и самому уволиться. Но будь он проклят, если он проделает все это на глазах у Ван Дама.
Ник поднялся и холодно поинтересовался:
— Я понял. Это все, сэр?
— Все, О'Хара.
Его бесцеремонно уволили. Ник повернулся и вышел.
«Итак, это случилось, — подумал Ник по пути в кабинет, который минуту назад еще принадлежал ему. — После восьми лет государственной службы меня уволили за обыкновенное любопытство».
В этом было что-то забавное. Не считая того, что его назвали изменником, Ник совсем не огорчился из-за потери работы. Даже наоборот, отпирая дверь своего кабинета, он чувствовал себя до странности легко и весело, как будто с его плеч свалился тяжкий груз. Теперь он свободен. Нику пришлось бы приложить немало усилий, чтобы решиться самому уйти. Но все сделали за него. В некотором смысле такой исход был все равно неизбежен.
Теперь у Ника появился шанс начать новую жизнь. У него хватит денег, чтобы продержаться около полугода. Возможно, стоит подумать о возвращении в университет. За последние восемь лет Ник часто сталкивался с правдой жизни. Такой опыт сделает его хорошим учителем.