– Послушайте, это просто охота на ведьм какая-то! – жалобно запротестовал Граффам. – Сначала полиция, теперь вы. – Он так и остался за широким полированным столом и даже не вышел, чтобы пожать гостю руку. – Думаете, я вот так просто пойду и убью кого-то? Да? А чего ради? Из-за какого-то участка? Я что, похож на идиота?
На последний вопрос Чейз из вежливости не ответил.
– Но вы же обращались к владельцу с предложением продать Роуз-Хилл?
– Конечно. Это самый лакомый кусок.
– И мой брат отказался продавать.
– Послушайте, мне очень жаль, что с вашим братом такое случилось. Трагедия, настоящая трагедия. Как вы понимаете, мы были с ним не в самых лучших отношениях. Я никак не мог с ним договориться. О проекте и слушать не желал. Злился, кричал. А что тут такого? Обычное деловое предложение, так ведь?
– У меня сложилось впечатление, что речь идет не просто о сделке. «Стоун коуст траст» преподносится как природоохранный проект.
– Так оно и есть. Я предложил вашему брату отличную цену. «Охрана природы» никогда бы ему столько не заплатила. К тому же он сохранил бы за собой пожизненное право пользоваться коттеджем. Сказочные условия!
– Да уж.
– Получив Роуз-Хилл, мы могли бы расширить парк до самых холмов. Построили бы подъемники. Смотровые площадки. Подъездные дороги.
– Подъездные дороги?
– Для обслуживания, разумеется. Проложили бы новые пешеходные дорожки, чтобы люди получили лучший доступ к природе. Даже инвалиды. Я имею в виду людей с ограниченной мобильностью.
– Вижу, вы все продумали.
– Да, – улыбнулся Граффам. – Мы все предусмотрели.
– А при чем здесь Хемлок-Хайтс?
Граффам нахмурился:
– Извините?
– Хемлок-Хайтс. По-моему, именно так вы планировали назвать новый проект.
– Мы ничего такого не планировали и…
– Тогда зачем вам понадобилось переводить землю в другую категорию? И сколько вы потратили на подкуп членов земельной комиссии?
Лицо Граффама моментально превратилось в холодную застывшую маску.
– Позвольте повторить, мистер Тримейн, «Стоун коуст траст» был создан для того, чтобы защитить северный берег острова. Да, возможно, пришлось бы разработать некоторые участки – ради поддержания трастового фонда. Что делать, порой нам всем приходится идти на компромисс и делать то, что не очень нравится.
– В том числе и заниматься шантажом?
Граффам резко выпрямился:
– Что?
– Я говорю о Фреде Никельсе. И Гомере Салуэе. Вам ведь знакомы эти имена?
– Да, конечно. Это владельцы двух участков. Оба отклонили сделанное им предложение.
– Они получали письма с угрозами.
– И вы думаете, что эти письма посылал я?
– А кто же еще? Вам отказали четверо. Двое получили письма с угрозами. Третий – мой брат – убит.
– Так вот к чему вы ведете! Намекаете, что я имею какое-то отношение к его смерти.
– Разве я это сказал?
– Послушайте, мне и без того хватило проблем с этой сделкой. Слухи, намеки, разговоры – вся эта провинциальная чушь. Я многое стерпел и многим пожертвовал, чтобы запустить проект, но на роль козла отпущения не согласен.
Чейз в недоумении уставился на Граффама. О чем это он? Какой еще козел отпущения?
– Когда это случилось, меня здесь не было. Есть свидетели, которые могут подтвердить…
– На кого вы работаете? – перебил его Чейз.
Граффам моментально умолк. Откинулся на спинку кресла. И как будто закрылся невидимой, но непробиваемой стеной.
– Так у вас спонсор, – продолжал Чейз. – За вами кто-то стоит. Кто-то, кто вкладывает деньги. Кто-то, кто делает грязную работу. Так кого вы прикрываете? Мафию?
Граффам молчал.
– Вы боитесь. Я ведь вижу.
– Я вовсе не обязан отвечать на ваши вопросы.
Но Чейз не собирался отступать.
– Мой брат намеревался разоблачить «Стоун коуст», так? Вы отправили ему письмо с угрозами. Не подействовало. И тогда вы поняли, что шантажом его не взять. И подкупить тоже невозможно. И что вы предприняли? Заплатили кому-то за решение проблемы?
– Намекаете на убийство? – рассмеялся Граффам. – Перестаньте, Тримейн. Вашего брата зарезала какая-то потаскушка. Мы оба это знаем. Опасные твари, эти шлюхи. Никогда не знаешь, что у них на уме. Ты ее послал, а она схватила нож и – дело с концом. Даже копы так считают. Так что его смерть на совести той подстилки. Мотив у нее был.
– Вы могли потерять большие деньги. Как и ваш спонсор. Ричард уже добрался до ваших банковских счетов. Он выследил вашего таинственного партнера и мог вывести вас на чистую воду.
– Но ничего этого не сделал, так ведь? Не опубликовал, например, статью. Более того, отказался от публикации – я это знаю из надежных источников. А раз так, то зачем он нам нужен?
Ответить было нечем. Об этом же говорила и Джил: Ричард сам убрал статью из плана. И этот его поступок полностью противоречил здравому смыслу и никак не вписывался в общую картину. Почему брат отступил?
А если не отступил? Если Джил Виккери лжет?
Именно этот, последний, вариант Чейз и обдумывал, выходя из офиса Граффама и направляясь к машине. Что ему известно о Джил Виккери? Только то, что в газете она более пяти лет и что дело свое знает. Умная, стильная женщина на не слишком хорошо оплачиваемой должности. Такая могла бы найти работу и получше. Но по какой-то причине предпочла остаться в захолустной газетенке и получать смешные деньги.
Чейз планировал вернуться в Роуз-Хилл, но вместо этого поехал в «Геральд».
В редакции он застал только двоих: прилипшего к компьютеру практиканта и склонившегося над столом верстальщика. Чейз прошел мимо, поднялся в кабинет Ричарда и направился к картотечному шкафу.
Личное дело Джил Виккери отыскалось на положенном месте. Чейз сел за стол и открыл папку.
Аккуратно напечатанное резюме поместилось на трех страничках – фамилии, места учебы и работы, звания и должности. Колледж Боудена, 1977, бакалавр искусств. Колумбийский университет, 1979, магистр. «Сан-Франциско кроникл», городские новости. «Сан-Диего юнион», репортер отдела новостей. «Сан-Хосе таймс», полицейский репортер. «Портленд пресс геральд», редактор.
Солидный послужной список.
Так почему же ее занесло сюда?
Что-то в этом резюме было не так. Что-то цепляло глаз. Чейз снял трубку телефона и набрал номер «Портленд пресс геральд», места ее предыдущей работы. Женщина, занимавшая теперь должность редактора, смутно помнила Джил Виккери, но не более того – все-таки времени прошло немало.