Может, он хотел написать, что и обломок все еще живое дерево?
«Собственно, я еще хотел написать об этом». И что помешало ему? То, что он уже забыл о чем? Или что рядом с ним не было никого, кто мог бы понять, что он имеет в виду? Акварель доказывала, что еще много чего происходит в этом мозгу, о котором врачи говорили, что скоро он будет не в состоянии управлять простейшими функциями организма.
И Симона Кох не исчезла из жизни Конрада. Напротив, она решила сделать все, чтобы он не исчез из ее.
Для доктора Вирта явилось большой неожиданностью, когда во время очередного визита ему сообщили, что его просят ненадолго зайти к госпоже Симоне Кох.
Теперь он сидит в этой своеобразной девичьей светелке, так не соответствовавшей духу этого дома, и пытается объяснить, что болезнь Альцгеймера по-прежнему остается неизлечимой.
— По состоянию больного на сегодня в нашем распоряжении есть только то, к чему мы уже давно прибегаем. И в общем у нас прекрасные результаты. А то, что мы наблюдаем сейчас, так это переход в новую стадию. И он неизбежен, госпожа Кох. Его нельзя остановить. Пока еще нельзя.
— Пока еще? А что, есть перспектива задержать развитие болезни?
— Некоторые специалисты считают, что даже в обозримом будущем.
— Что за специалисты?
— Болезнь Альцгеймера — большая проблема, и ее решение сулит огромные прибыли. Поэтому практически нет ни одной фармацевтической фирмы, которая не проводила бы исследования в этой области.
— И уже есть ощутимые результаты, это вы имеете в виду?
— Каждый месяц новые, порой многообещающие.
— Почему же вы не пробуете использовать их? Разве господину Лангу есть что терять?
— Ему-то, конечно, нет, зато мне есть. Эти медикаменты еще не допущены к применению в медицинской практике.
— Но разве не проводят иногда испытания в случае добровольного согласия больного?
— Эта стадия болезни уже исключает сознательное проявление доброй воли.
— Значит, тогда вообще невозможно провести эксперимент на пациенте, страдающем этой болезнью?
— Нет, почему же. Если пациент на ранней стадии заболевания дал на то свое согласие. Так сказать, в профилактических целях.
— И кому он должен был его дать?
— Обычно — лечащему врачу.
— Вам он дал его?
— Нет.
— Почему?
— Мы это с ним не обсуждали.
— Другими словами, вы ему этого не предлагали?
— Обычно это и не делается. — Доктор Вирт начал ощущать некий дискомфорт. — Могу ли я еще быть вам чем-нибудь полезен? Меня ждут в клинике.
— А разрешается ли провести такое испытание без согласия пациента? Доктор Вирт встал.
— Это очень сложно.
— Но не невозможно?
— Да. Вероятность есть.
— Тогда я попрошу вас выяснить этот вопрос.
— Я охотно это сделаю, — пообещал доктор Вирт. — А вы пока попытайте счастья еще разок с фотографиями, но только из другого периода жизни. Таким способом иногда удается кое-что расшевелить.
Целую неделю она ничего не слышала о докторе Вирте, но наконец случайно встретила его в одном дорогом ресторане. Ее привел туда Урс, чтобы рассеять подозрения, которые она, по его ощущению, питала. Доктор Вирт сидел через несколько столиков от них с очень привлекательной дамой, по виду ей было лет пятьдесят пять. Чувствовалось, что это не деловой обед. Дама показалась ей знакомой. И только когда они покидали ресторан, Симона узнала ее: Розмари Хауг, подруга Конрада, которая давно не показывалась.
Вероятно, Симона была несправедлива по отношению к доктору Вирту, но в тот момент решила сменить невропатолога. Это решение и великолепное «бордо» настолько окрылили ее, что она отважилась на отчаянный шаг и призналась Урсу, что беременна.
Ее признание положило конец всему — Терезии Пальмерс, «Grand Hotel des Alpes» и апартаментам люкс.
— Не знаете ли вы хорошего невропатолога? — спросила она у своего гинеколога доктора Шперри.
— Вам не нужен невропатолог, небольшая депрессия на ранней стадии беременности обычное явление.
— Я опекаю одного больного, у него Альцгеймер, — пояснила она.
— С целью приобретения навыков ухода за младенцем? — Гинеколог Симоны иногда бывал крайне бестактным.
Закончив осмотр, он написал ей адрес одного невропатолога и даже договорился для нее о дне и часе приема.
— Поменьше занимайтесь теми, кто болен Альцгеймером, это плохо действует на психику.
Невропатолога звали доктор Штайнер. Он выслушал ее и сказал: — Многообещающие наметки уже есть, это правда. Некоторые из препаратов, возможно, будут скоро допущены к использованию в медицинской практике. Доктор Вирт относится к той горстке врачей, которые проводят клинические испытания одного из них. Если он не сделал этого в отношении данного пациента, значит, на то есть причины.
Симона не стала упоминать Розмари Хауг.
— Он не получил своевременно его согласия, а сегодня это сделать очень трудно, болезнь прогрессирует. — Что-то в реакции доктора Штайнера побудило Симону спросить: — Или вы придерживаетесь на этот счет другого мнения?
— Видите ли, госпожа Кох, обычно складывается очень щекотливая ситуация, когда приходится не соглашаться со своим коллегой. Особенно если обладаешь далеко не полной информацией, как, например, я. — Он задумался на мгновение. — Но чисто теоретически я вам отвечу: возможность проверить на пациенте химические соединения, которые успешно прошли предварительные клинические испытания, не вызвав при этом у здоровых, добровольно подвергшихся эксперименту людей вредных побочных эффектов, существует. Для этого требуется или согласие больного, или, если это уже невозможно, его родных. И разрешение Комиссии по вопросам медицинской этики.
— А если у него нет родных?
— Тогда это вправе сделать официально назначенный опекун.
— А разрешение Комиссии по вопросам медицинской этики получить можно?
— Если течение болезни оправдывает испытание и все случаи риска точно просчитаны, тогда можно получить от них разрешение на разовый эксперимент.
— Вы тоже проводите такие испытания? Доктор Штайнер отрицательно покачал головой.
— Это делают профессора и приват-доценты, с которыми фармацевтические фирмы заключают договор на исследовательскую работу, а также врачи непосредственно в больницах.
— Вы знаете кого-нибудь из этих людей?
— Доктора Вирта.
— А кроме доктора Вирта?
— В вашем случае пациент пользуется частными услугами по уходу за больным. И это создает проблемы. Было бы проще, если бы он находился в клинике. Такое решение для вас приемлемо?