Соня села на кровать. За окном слышался шорох дождя в листве березы, за которой открывался вид на дорогу и скалистый синевато-серый склон горы. Она закрыла окно и принялась распаковывать клетку с Паваротти.
Посреди ночи она проснулась от сердцебиения. Ее испугал какой-то звук. Возможно, это был удар церковного колокола, который где-то вдали отбивал каждую четверть часа. А может быть, кто-то, кому не спалось. В этих старинных домах слышен каждый шаг. Она затаила дыхание и прислушалась.
Темным силуэтом на кресле была ее одежда, это она уже знала. Она поняла это, когда точно так же проснулась в первый раз. Она встала, включила свет в ванной и притворила дверь, оставив узкую щель. Луч света прорезал комнату, лишив ее зловещей таинственности чужого жилья.
Ей надо было больше выпить за ужином, тогда бы она сейчас нормально спала.
— Я буду пить воду, но вы не обращайте на меня внимания, — сказала Барбара Петерс. — Если вы за ужином выпьете вина, я в обморок не упаду.
Соня ограничилась бокалом фельтлинского. Ей это не составило труда: ее сдержанность была обусловлена качеством вина.
Все сотрудники отеля ужинали в ресторане — чтобы обслуживающий персонал не терял форму. Перед этим Барбара Петерс показала Соне отель, который она, по ее выражению, вернула к его субстанции с помощью своего архитектора-оформителя. Используя первоначальные чертежи и фотографии 1913 года, они, так сказать, отменили все попытки прежних владельцев модернизировать отель, но подняли инфраструктуру на принципиально новый уровень. Их собственная попытка придать старому клоповнику юношеское обаяние оказалась не совсем удачной. Угрюмость и затхлость, от которых они хотели избавиться, местами даже проступили еще более отчетливо. Проблема заключалась не в обстановке. Проблема заключалась в архитектуре.
В «Гамандере» было двадцать восемь номеров. Из них шесть полулюксов и четыре люкса, три стандартных и один двухэтажный в башне. Все они были с любовью, но лаконично обставлены современной изысканной мебелью. Лишь часть вещей были взяты с чердака.
Велнес-центр, мощный клин из стали, гранита и стекла, вбитый в левый фасад этого исторического монстра, не отличался обычным для подобных заведений дизайном, способствующим психологическому комфорту гостей, но вселял своей минималистской строгостью медитативный покой. Здесь имелось два бассейна: один плавательный и один лечебно-профилактический, с температурой воды — насыщенной натуральными солями — тридцать семь градусов. Он на треть находился под открытым небом, и в холодные дождливые ночи над ним вздымались освещенные прожекторами клубы пара. Четыре водопада геометрических форм обеспечивали оптимальный уровень суггестивного шума.
Расположенная рядом с термальным бассейном лестница вела в подвальный этаж. Там находились римско-ирландские и гидромассажные ванны, душевые кабины, сауны, парные, бассейны с холодной водой, массажные и лечебно-процедурные кабинеты, зал отдыха. Все помещения были сложены из плотно пригнанных друг к другу полированных гранитных квадров и напоминали своим безмолвием и аскетизмом погребальные камеры.
Здесь ей предстояло проводить большую часть своего времени. Вместе с коллегами, фрау Феликс и Мануэлем.
Фрау Феликс была коренастая черноволосая женщина очень маленького роста, по Сониной оценке, немного старше шестидесяти лет. Она родилась здесь, в горах, но большую часть жизни провела вдали от родных мест, зарабатывая на жизнь лечебной гимнастикой, и лишь два года назад вернулась в Валь-Гриш. До поступления на работу в «Гамандер» она оказывала физиотерапевтические услуги на дому.
За ужином фрау Феликс больше молчала, но Соня заметила, что она украдкой за ней наблюдает. Самой странной деталью ее внешности были экстравагантные, причудливо изогнутые очки, за толстыми стеклами которых глаза казались огромными и размытыми.
Мануэль, второй физиотерапевт, приехал два дня назад. Ему Соня дала лет тридцать пять. Это был полный мужчина среднего роста с бородкой-эспаньолкой. Смелая стрижка с обесцвеченными прядями не вписывалась в общую картину его внешнего облика. Мануэль часто и громко смеялся, обнажая щербинку между передними зубами, и даже не пытался скрыть, что он голубой. Соня решила держаться поближе к нему.
Из ванной послышался металлический звук: это Паваротти карабкался по стенкам клетки. По-видимому, он и разбудил Соню. Похоже, Паваротти тоже не спалось на новом месте.
В обычных условиях она бы давно уже приняла таблетку рогипнола. Но утром, прежде чем передать Малу ключи от квартиры, она бросила почти полную коробочку с таблетками в последний мусорный мешок и собственноручно отнесла его к контейнеру. Она была уверена, что поездка в поезде послужит ей чем-то вроде дезинфекционной камеры и все, что ее тяготило, останется позади.
Повернувшись лицом к прямой стене, она попыталась вытеснить из сознания наклонный потолок. Но чем больше она на этом сосредотачивалась, тем неудержимее ее влекло по этой наклонной плоскости. Ей казалось, что комната вот-вот опрокинется и мебель посыплется вниз.
Соня щелкнула выключателем ночника. Комната и все предметы в ней тотчас же вернулись в свое прежнее, банальное состояние покоя. Она встала и принялась двигать тяжелую тумбу-умывальник со светло-серой мраморной крышкой, сантиметр за сантиметром, стараясь не шуметь. Наконец, ей удалось придвинуть ее к кровати таким образом, что она образовала некое подобие стены.
Снова забравшись под одеяло, Соня погасила свет и закрыла глаза. С удовлетворением ощущая за спиной тумбу, тяжелую и незыблемую, она заставила себя дышать ровно и глубоко. Это был привычный трюк, освоенный ею еще во время замужества, — делать вид, что спишь, пока и в самом деле не уснешь.
В эту ночь ее еще раз разбудил какой-то звук. На этот раз он был темно-красный и почти прозрачный по краям.
Когда утром Соня раздвинула гардины, туманная завеса придвинулась еще ближе. Дождь, по-видимому, прекратился совсем недавно, потому что с березы все еще капало. Соня почти не спала в эту ночь и, посмотрев в зеркало, увидела, что это написано у нее на лице.
Она сняла тряпку с клетки Паваротти. Тот тоже был не в лучшем расположении духа.
— Не смотри на меня так, я тоже все представляла себе по-другому, — сказала она ему.
Надев купальник и махровый халат, она вышла из комнаты.
Как только стеклянная дверь отъехала в сторону, послышался шум водопадов. В воздухе стоял теплый запах пара и хлорки. Термальный бассейн был пуст, а в плавательном равномерно исчезала под водой и вновь появлялась чья-то голова в плотно облегающей лимонно-желтой шапочке.
На хромированном крючке рядом со стеклянными душевыми кабинами висел махровый халат. Соня повесила рядом свой и встала под душ. Когда она вышла из кабинки, из бассейна как раз вылезла Барбара Петерс и, привычным движением сняв шапочку, потрясла головой.
— Ну, как спалось?
— Неважно.
— Это смена климата. Мне обычно требуется три дня, чтобы адаптироваться.