– Хорошо. Теперь нюхай. Три секунды. За это время ты ее ощутишь. Двадцать один, двадцать два, двадцать три. Но считать нельзя. Сосредоточиться только на своем носе. Готов?
Оба поднесли рюмки к носу.
– Ну? – вопросил Анзельмо через три секунды.
– Пахнет хорошо.
– Плесень, дым, кислая капуста, козлятина, гнилые яйца или пот?
Фабио собрался нюхать. Анзельмо остановил его знаком.
– Это ни к чему. Я такой не держу. Если унюхаешь в граппе плесень, дым, кислую капусту, козлятину, гнилые яйца или пот, можешь выплеснуть ее на помойку. Моя граппа пахнет орехами, земляникой, гиацинтами, персиками, розами, шалфеем, табаком, лакрицей, ванилью, пряностями, экзотическими фруктами и яблоками. Еще раз три секунды. Готов?
Они снова приблизили носы к рюмкам.
– А теперь набери в рот крошечный глоточек. Но не глотай, а подержи в полости рта, почувствуй, как расцветает вкус. Не должно быть ничего колючего, ничего жирного, или пресного, или горького. Давай!
Они набрали в рот немного граппы и держали ее во рту, пока Анзельмо не дал команды глотать.
– Ну, как?
– Чудесно, – сказал Фабио.
Анзельмо был недоволен.
– Чудесно, чудесно, я думал, ты журналист, знаешь толк в словах. Чудесно… Бестелесно! – вот как надо было сказать. Хорошая молодая граппа бестелесна.
– У меня утрачена чувствительность справа в верхней части лица.
– Как это – утрачена?
– После травмы головы. Вот отсюда досюда все онемело. – Фабио показал где. – И губы. И глотка. И зубы. Может, поэтому.
– И вкусовые пупырышки?
– Они тоже.
– Но не все же?
– Примерно четверть.
– Тогда попробуй еще раз остальными.
Фабио набрал еще один глоток, задержал граппу во рту, закрыл глаза, ждал, ждал, проглотил и замолчал.
Анзельмо затаил дыхание.
– Бестелесно, – подтвердил Фабио.
Анзельмо снова наполнил рюмки.
– Десяти минут не прошло. Мы выпили ее прежде, чем она проснулась.
Пока они ждали пробуждения граппы, Фабио узнал, что днем Анзельмо работает в какой-то сапожной мастерской. Срочный ремонт обуви.
– Хреновая работа, можешь мне поверить. Особенно в такую жару. Люди швыряют тебе на прилавок вонючие потные башмаки, и ты даже не можешь их высушить, прежде чем браться за починку. А после работы убирай мусор здесь. А ведь дворником, собственно говоря, работала моя жена.
Фабио неосторожно поинтересовался:
– И где же она?
– Откуда мне знать, где моя жена? – спросил Анзельмо. – Во всяком случае, не здесь. Может, ты ее где-то видишь? Я не вижу. Давно уже не видел. Последний раз видел год назад.
Бедняга так разволновался, что опрокинул свою граппу до истечения заветных десяти минут. И вынудил Фабио поступить так же, дабы на равных вернуться в исходное положение.
Во время следующей десятиминутной паузы Анзельмо поведал другу Фабио, что жена бросила его год назад. Ушла к его товарищу по работе! По работе!
Словечко спровоцировало Фабио в свою очередь высказаться о типах, которые не стесняются ухлестывать даже за женами своих коллег.
В ожидании пробуждения еще одной траппы Анзельмо поделился своими соображениями относительно женского пола. Затем он настоятельно предложил гостю отведать его старую граппу, выдержанную в грушевом бочонке. Он принес новые рюмки и разлил по одной.
Теперь они ждали, пока эта граппа проснется, и Анзельмо вернулся к прерванной теме.
– Все они одинаковые, – буркнул он.
– Не совсем все, – возразил Фабио, пытаясь хотя бы по очкам избавить Норину от этого разгромного счета.
– Ха! – откликнулся Анзельмо. – Ты думаешь, что твоя – другая? А к кому приходил мужик, как только ты оказался в больнице?
Граппа немного затормозила реакции Фабио. Ему понадобилось время, чтобы осмыслить сказанное.
– Ты имеешь в виду Марлен?
– Прости, теперь не стоило этого говорить.
– Рассказывай.
– А что тут рассказывать. Приходил к ней один. Вот и все. Может, просто так, безобидно.
– Много раз?
– Я не всегда торчу во дворе. По крайней мере, один раз.
– А как он выглядел?
– Молодой, твоего возраста, короткая стрижка. Недурен собой.
Фабио встал и двинулся к входной двери.
– Погоди-ка.
Не слишком твердо держась на ногах, он спустился по лестнице до почтового ящика Марлен, выудил из щели «Воскресное утро» и принес в квартиру Анзельмо.
– Этот? – спросил он, указывая на фото Лукаса.
Пришлось Анзельмо встать и принести свои очки, лежавшие рядом с телепрограммой.
– Точно он. Наверняка. Плохой снимок. В жизни он выглядит лучше.
Марлен вернулась в пять. Фабио ждал ее, лежа на диване и собираясь при первом шуме на лестнице встать и встретить ее стоя. Но был разбужен поцелуем в лоб и вопросом:
– Шнапс?
– Что?
– От тебя разит шнапсом.
Тем самым психологическое преимущество было упущено.
Фабио не сразу вспомнил, почему он так обозлен на Марлен. А когда вспомнил, попытался встать. Но на полпути потерял равновесие и снова свалился на диван.
Марлен рассмеялась:
– Ты пьян.
– У меня есть на то все основания.
Фабио все-таки воздвигся. Марлен хотела ему помочь, но он оттолкнул ее.
– Что тут понадобилось Лукасу?
Марлен не ответила. У нее был такой вид, словно нечто неизбежное наконец случилось.
– Что? – с угрозой повторил Фабио.
Марлен скрылась в ванной.
– Да, да, подумай, прежде чем отвечать.
У Фабио был мерзкий вкус во рту. Он открыл холодильник. Минералки не было. Только две бутылки Бифиба и надорванный пакет густого персикового сока, который обожала Марлен.
Он открыл кран над раковиной на полную мощность и подождал, пока струя остынет. Набрал полный стакан и проглотил воду. Она все еще была тепловатой. Он закурил сигарету и подождал, пока Марлен со своим ответом выйдет из ванной.
Она вышла без ответа.
Фабио загородил ей дорогу и сказал:
– Что. Тут. Понадобилось. Лукасу.
– Мы можем это обсудить, когда ты протрезвеешь.
– Когда я протрезвею, меня здесь не будет.