— Я сгораю и облезаю, сгораю и облезаю, — вздыхала она. — Ты просто великолепно загораешь, и твои глаза кажутся зеленее, а волосы светлее, и еще больше девушек сворачивают себе шеи, чтобы посмотреть на тебя.
— А я смотрю на тебя, — хмыкнул он.
Он осмотрел свое отражение с головы до пят и нахмурился. Новые туфли от Гуччи выглядели, как на модной картинке. Скотт подошел к шкафу и вытащил старую хорошо начищенную пару. Лучше, решил он, снова изучив свое отражение.
Во рту внезапно пересохло и он громко сказал:
— Вот так-то.
Джен Палей приехала посидеть с Фоби, пока Генри сходит в суд.
— Она была расстроена вчера, — предупредил Генри. — Что-то, сказанное Менли о Ремембер-Хаус, встревожило ее. У меня такое чувство, что она пытается что-то сообщить нам, но не может найти слов.
— Может быть, если я просто поговорю с ней о доме, это прояснится, — предложила Джен.
Эми приехала в Ремембер-Хаус в восемь часов. Впервые она увидела Адама в деловом костюме и смотрела на него с восторгом. В нем какая-то элегантность, подумала девушка. Он заставляет чувствовать, что все, что он делает, будет сделано хорошо.
Адам казался очень занятым проверкой документов в портфеле, но взглянул на нее и улыбнулся.
— Привет, Эми. Менли одевается, ребенок с ней. Почему бы тебе не пойти наверх и не взять Ханну? Мы опаздываем.
Он такой хороший человек, подумала Эми. Ей ненавистно думать, что он будет тратить время, разыскивая пленку с Бобби в Нью-Йорке, когда она в нескольких минутах езды у Элейн. В порыве откровенности она сказала:
— Мистер Николс, могу я сказать вам кое-что? Но вы не говорите, что узнали это от меня.
Он забеспокоился, но сказал:
— Конечно.
Эми рассказала о пленке, как заметила ее, взяла домой, а потом поставила на место.
— Я не говорила Элейн, что брала ее, поэтому она может рассердиться, если узнает об этом. Просто мне хотелось посмотреть вашего мальчика, — сказала она извиняющимся голосом.
— Эми, вы избавили меня от больших неприятностей. У нас нет копии и жена по-настоящему расстроится, если эта пропадет. В прошлом году я уезжал с Кейпа в спешке, и Элейн подобрала несколько моих вещей. Будет несложно попросить ее поискать кассету, не упоминая тебя.
Он посмотрел на часы.
— Мне пора идти. О, вот и они.
Эми услышала шаги на лестнице, потом, торопясь, вошла миссис Николс с Ханной.
— Я уже готова, Адам, или, по крайней мере, так я думаю. Этот ребенок все время скатывается к краю кровати. Она твоя, Эми.
Эми потянулась за Ханной, когда миссис Николс, улыбаясь, добавила:
— Временно, конечно.
К девяти часам зал суда в Орлеане был переполнен. Средства массовой информации присутствовали во всех своих проявлениях. Пространные публикации по поводу смерти Вивиан Карпентер Ковей привлекли любителей сенсаций, которые соперничали с друзьями Вивиан и горожанами за места в зале.
— Похоже на теннисный матч, — услышал перед ланчем Нэт реплику одного из журналистов.
Нэт подумал, что это совсем не игра, а убийство, доказать которое будет нелегко из-за недостатка улик.
Окружной прокурор хорошо вел заседание. Шаг за шагом он выстраивал свое обвинение: связь Ковея с Тиной до самой свадьбы; искалеченный палец и пропавшее кольцо; небрежность по отношению к радиосводкам о погоде; тот факт, что тело Вивиан должно было вынести совсем не туда, где его нашли.
Судья часто сам задавал вопросы свидетелям, дотошно изучал результаты вскрытия и карты океанских течений.
Тина оказалась неожиданно прекрасным свидетелем для Ковея. Она с готовностью признала, что он предупреждал ее о своих отношениях с Вивиан, что она ездила к нему в Бока Ретон, надеясь снова завлечь его.
— Я сходила по нему с ума, — сказала она, — но поняла, что все кончено, когда он женился на Вивиан. Он по-настоящему любил ее. Сейчас я помолвлена с другим.
Из кресла свидетеля Тина ослепительно улыбнулась Фреду.
Во время перерыва Нэт видел, как зрители переводили взгляды со Скотта Ковея с его внешностью и манерами кинозвезды на Фреда Хендина, приземистого и флегматичного, с редеющими волосами и выглядевшему крайне смущенно. Можно было читать их мысли. Она успокоилась с Фредом Хендином, когда не смогла увести Ковея от Вивиан.
Свидетельские показания Коннера Маркуса, шестидесятипятилетнего жителя Истема, который чуть не потерял своего внука в шторме, могло бы одно разрушить обвинение против Ковея.
— Кто не был тогда в море, вряд ли поймет, как неожиданно разыгрался шторм, — говорил он дрожащим от волнения голосом. — Только что мы с моим маленьким внуком Терри спокойно ловили рыбу. Потом поднялось волнение. Меньше чем через десять минут волны уже захлестывали лодку и Терри чуть не смыло за борт. Каждый вечер я на коленях благодарю Господа, что я не на месте этого молодого человека.
Со слезами на глазах он указал на Ковея.
Со спокойной убежденностью Элейн Аткинс описала перемену в Вивиан Карпентер после встречи со Скоттом Ковеем и их семейное счастье.
— В день, когда они осматривали Ремембер-Хаус, они решили его купить. Им хотелось иметь большую семью. Но Вивиан сказала, что сначала продаст старый дом.
Нэт никогда не слышал об этом. И это придало доверие рассказу Ковея, что он не подозревал о размере наследства Вивиан.
После перерыва вызвали юриста Вивиан из Хайанниса, который оказался спокойным, вызывающим доверие свидетелем в пользу Ковея. Генри Спрэгью выступил как ближайший сосед, который засвидетельствовал взаимную привязанность новобрачных. Следователь из страховой компании смог только подтвердить то, что уже признала Тина — она посещала Ковея в Бока Ретон.
В качестве свидетелей выступали и Карпентеры. Они признали, что у их дочери всегда были эмоциональные проблемы и она трудно сохраняла друзей. Они указали, что вообразив малейшее пренебрежение к себе, она сразу порывала все отношения, и предположили, что, возможно, случилось что-то, заставившее Вивиан рассердиться на Скотта и пригрозить лишить его наследства.
Анна Карпентер говорила об изумрудном кольце.
— Оно никогда не было слишком мало, — убеждала она. — Кроме того, Виви суеверно относилась к этому кольцу. Она поклялась своей бабушке, что никогда не снимет его. Ей нравилось держать его под светом и любоваться им.
Когда ее попросили описать кольцо, она сказала:
— Это прекрасный колумбийский камень в пять с половиной карат с большими бриллиантами по бокам, все оправлено в платину.
А потом вышел Ковей. Он начал свои показания спокойным голосом. Улыбнулся, вспоминая о начале их отношений.