Памяти моего дорогого деверя и друга, Кеннета Джона Кларка.
Любимого мужа, отца, деда и прадеда.
И дядюшки для его милых племянников и племянниц.
Мы любили тебя.
Покойся с миром.
Будет верным назвать процесс написания книги долгим путешествием. Сказать же, что это путешествие длиною в две тысячи лет, уже сложнее. Когда мой издатель Майкл Корда предположил, что библейский лейтмотив неплохо бы звучал в данном романе и что здесь должна быть история о письме самого Христа, я затрясла головой.
Но я сдержала ворчание, а слова «предположим» и «что если» так и застряли у меня в мыслях. Я взялась за работу и через четыре месяца поняла, что мне не нравится то, о чем я пишу.
Вы матерый писатель? Это еще не значит, что ваши истории всегда идут так, как вы их задумали. Я выкинула уже написанное и начала сызнова.
С радостью говорю спасибо Майклу, моему издателю, наставнику и хорошему другу на протяжении многих лет. Мы уже заказали себе праздничный обед. И я знаю, что на нем будет происходить. За бокалом вина Майкл посмотрит отрешенно и скажет: «Я тут подумал…» И все начнется сначала.
Мой редактор Кэти Саган – замечательный человек. Знаю, у нее всегда много дел с другими авторами, но, поработав с ней в нашем мистическом журнале, я поняла, какая она молодец, и снова подкинула ей задание. Это второй роман, над которым мы работали вместе. Спасибо, Кэти.
Спасибо команде «Саймон и Шустер», которые превратили рукопись в полноценную книгу: руководителю производства Джону Уолеру, заместителю директора отдела технического редактирования Джипси да Силве, художнику Джилл Путорти и художественному директору Джеки Соу за замечательное оформление обложки.
Как обычно, благодарности моей домашней команде поддержки: Надин Петри, Агнесс Ньютон и Ирэн Кларк.
Всегда люблю Джона Конхинея, исключительного человека. Не могу поверить, что мы отметили пятнадцатую годовщину свадьбы, – кажется, это было только вчера. Да будет наше завтра полно любви и смеха, с нашими детьми, внуками и друзьями.
И всем вам, мои читатели. Я искренне надеюсь, что вам понравится эта история. И вновь хочу привести замечательную цитату: «Книга закончена. Радуйся, писатель!»
Будьте здоровы и счастливы.
Мэри Хиггинс Кларк
1474 г. н. э.
Когда в нежной тишине поздние тени опустились на стены Вечного города Рима, престарелый монах, сгорбившись, молча направился в тайную сокровищницу, скрытую в одной из трех комнат Библиотеки Ватикана. Здесь хранились две тысячи пятьсот двадцать семь манускриптов на иврите, греческом и латыни. Некоторые из них пришлые могли читать только под строгим надзором хранителей Библиотеки. К остальным доступ для непосвященных был закрыт вовсе.
Самым спорным из всех рукописей был документ, известный как письмо Иосифа Аримафейского, или Ватиканское письмо. Принесенное в Рим апостолом Петром, это послание считалось единственным, написанным рукой долгожданного Мессии.
Когда сын царя Ирода обнаружил, что наимудрейший и просвещенный ребенок родом из Вифлеема, он приказал убить Христа. Прослышав об этом, Иосиф поспешил в Назарет и, заручившись позволением родителей мальчика, увез Его в Египет, чтобы Он в безопасности мог учиться в храме Леонтополиса близ Нильской долины.
О последних восемнадцати годах жизни Иисуса Христа история умалчивает. В конце своей миссии, предвидя последнюю услугу Иосифа, зная, что он похоронит Его в собственном гробу, Христос написал письмо с благодарностью своему доброму другу.
Спустя столетия некоторые римские папы поверили в подлинность письма, другие остались в сомнении. Ватиканский библиотекарь узнал, что нынешний Папа Сикст IV намеревался уничтожить письмо.
Помощник библиотекаря ожидал прихода монаха в тайной Библиотеке и с тревогой во взоре передал рукопись последнему.
– Я делаю это по указанию его высокопреосвященства кардинала дель Портего, – сказал он. – Священная рукопись не должна быть уничтожена. Надежно спрячьте ее в монастыре, никто не должен знать о ее содержании.
Монах принял рукопись, благоговейно приложился к ней губами и спрятал в просторном рукаве своей рясы.
Письмо Иосифа Аримафейского хранилось в безызвестности пять столетий, прежде чем судьба его раскрылась.
«Сегодня день похорон моего отца… жестоко убитого», – с этой мыслью двадцативосьмилетняя Мария Лайонс очнулась после беспокойного сна в родительском доме в Мауа, городе у подножия гор Рамапо на севере Нью-Джерси. Протерев наполнившиеся слезами глаза, она медленно села в постели, спустила ноги на пол и огляделась.
На шестнадцатый день рождения Марии разрешили себе в подарок убрать комнату так, как ей хотелось. И она покрасила стены в красный цвет. Покрывало и подушки, а также подзоры у кровати Мария выбрала веселенького красно-белого цветочного узора. В углу стояло большое удобное кресло, в котором она всегда делала уроки, игнорируя письменный стол. Взгляд ее обратился к полочке, повешенной отцом над шкафом, где красовались трофеи, завоеванные в институтских соревнованиях по женскому футболу и баскетболу.
«Он так мною гордился, – с грустью подумала она. – Когда я окончила школу, он мечтал снова переделать комнату, но я не хотела перемен. И мне безразлично, что это до сих пор комната подростка».
Мария попыталась напомнить себе, что до настоящего момента ей посчастливилось столкнуться со смертью в семье лишь в пятнадцать лет, когда во сне умерла ее восьмидесятилетняя бабушка.
«Я действительно любила бабулю, но порадовалась за нее, что смерть не уронила ее достоинства, – подумала она. – Сил становилось все меньше, и старушка боялась зависимости от кого бы то ни было».
Мария встала с постели, потянулась за халатом у изножья кровати, нырнула в него и подпоясала тонкую талию. «Теперь все иначе, – подумала она. – Отец умер не своей смертью. Его застрелили, когда он читал за столом в кабинете внизу. – От вопросов, которые она постоянно себе задавала, у нее пересохло во рту. – Когда все это случилось, была ли мама в кабинете? Пришла ли она после того, как услышала выстрел? И возможно ли, чтобы мама такое сделала? Господи, умоляю, не допусти этого».
Мария подошла к туалетному столику и взглянула в зеркало. «До чего же я бледная», – подумала она, расчесывая длинные, до плеч, черные волосы. За последние дни глаза у нее опухли от слез. В голову вдруг пришла нелепая мысль: «Какое счастье, что у меня папины синие глаза, как замечательно, что я высокая, как он. Это сильно помогало мне при игре в волейбол».
– Не верю, что его больше нет, – прошептала Мария, думая о его семидесятилетнем юбилее всего три недели тому назад.