– Не припомню, упоминала ли Рори о лекарствах, которые миссис Лайонс принимала в тот вечер, – заметил Бенет.
– Она сказала, что миссис Лайонс так утомилась, что в том не было никакой необходимости, что, когда она спустилась вниз, Бетти Пирс только ушла и профессор удалился со второй чашкой кофе к себе в кабинет. Рори заглянула к нему, чтобы сказать, что тоже уходит, – ответила Родригес. – Этого достаточно. Рори проверила, заперта ли парадная дверь. Они с Бетти Пирс всегда уходили через кухню, потому что именно там парковали свои машины. Рори клянется, что заперла и эту дверь. Она не знала, что профессор Лайонс хранит пистолет у себя в столе.
Детективы синхронно захлопнули свои записные книжки.
– Выходит, у нас есть дом с сиделкой, никаких признаков взлома, женщина, страдающая старческим слабоумием, обозленная на своего мужа, найденная в шкафу с пистолетом в руках. Но она неустанно повторяла: «Так много шума… так много крови». Это может означать, что выстрел разбудил ее, и легко будет доказать ее непричастность к убийству. – Бенет постучал пальцами по подлокотнику кресла. Привычка свидетельствовала, что он размышляет вслух. – Кроме того, нам не удалось поговорить с ней сразу в доме или в больнице из-за того, что она была в истерике, а потом ее сильно накачали успокоительным.
– А еще у нас есть дочь, обозленная на отца из-за его любовницы, которая, вероятно, станет опекуном матери в случае смерти отца, – добавила Рита. – А вот еще вариант. Если Джонатан Лайонс хотел развестись с Кэтлин и жениться на Лилиан Стюарт, то имущество могло быть поделено, и тогда Марии Лайонс пришлось бы взять на себя всю ответственность за мать.
Саймон Бенет откинулся в кресле, вытащил носовой платок и промокнул пот на лбу.
– Завтра утром надо поговорить с мамашей и Марией еще раз. Как нам известно, в большинстве случаев такие дела оказываются простой бытовухой… – Он помолчал. – И давай, наконец, договоримся с кем-то о ремонте кондиционера!
Было уже три, когда похоронный лимузин доставил Марию, ее маму и Рори обратно домой после поминок.
В доме Рори ласково произнесла:
– Кэтлин, вы плохо спали прошлую ночь и встали рано. Почему бы вам не отдохнуть? А потом можно посмотреть телевизор.
Мария почувствовала, что затаила дыхание. «Господи милосердный, пожалуйста, не допусти, чтобы мама попросила отвести ее в кабинет папы», – подумала она. Но, к счастью, мать охотно согласилась подняться с Рори к себе в спальню.
«Не знаю, как бы я справилась с еще одной сценой прямо сейчас, – подумала Мария. – Мне нужна тишина, нужно подумать». Она дождалась, пока дверь спальни за ними закрылась, и поспешила к себе в комнату. Сменив юбку и жакет на удобный хлопковый свитер, свободные брюки и сандалии, спустилась вниз, в кухне приготовила себе чашечку чая и отнесла ее в столовую. Там устроилась поудобнее в одном из мягких кресел и с облегчением вздохнула.
Казалось, что в теле ломит каждую косточку. Она отхлебнула чаю и попыталась сосредоточиться на событиях недели. Все произошедшее после ее приезда в понедельник казалось нереальным.
Стараясь думать без эмоций, Мария начала воспроизводить в памяти вечер, когда прибыла полиция. «Мама была в таком состоянии, что они вызвали «Скорую помощь», – вспоминала она.
В больнице она просидела у кровати мамы всю ночь – испачканная кровью убитого отца, стонущая и плачущая. Медсестра, добрая женщина, дала ей какой-то больничный халатик.
«Интересно, что случилось с моей кофточкой? Обычно они возвращают вещи в пластиковых пакетах, когда выпускают из больницы, даже если вещи испачканы. Несомненно, полиция сохранила ее как вещественное доказательство, на ней же кровь».
До вечера вторника маму не выпускали из больницы, и она не видела возни полицейских у них в доме. Действия ее были квалифицированы как преступление. Кабинет отца обследовался особо. Бетти сказала, что они все обсыпали порошком в поисках отпечатков пальцев, даже внизу они запудрили все окна и двери. Вернувшись в дом в понедельник вечером, Мария заметила, что нижний ящик стола в кабинете отца открыт. Но этот ящик всегда был заперт.
Мария встряхнула головой, чтобы отогнать неприятные воспоминания о том, как ловко мама умела находить ключи, куда бы их ни спрятали. Неохотно она подумала о случае в прошлом году, когда посреди ночи мама выбралась из дома совершенно голая. Это случилось, когда сиделка забыла включить сигнализацию в ее комнате. И то, что прошлой ночью сиделка вела себя безупречно, утешало не сильно.
Но в тот вечер мама ни за что бы не смогла пробраться в кабинет и ключом открыть ящик, когда отец сидел на столом.
Пистолет мог лежать где угодно многие месяцы и даже годы. Никаких сомнений, что отец потерял интерес к стрельбе много лет назад.
Даже горячая чашка в руках Марии не помогала избавиться от озноба, разлитого по всему телу. Отец иногда брал маму в тир, ей тоже хотелось пострелять. Но это было лет десять назад. Он говорил, что у нее отлично получалось.
Пытаясь не думать, куда мог завести ее такой ход мыслей, Мария заставила себя думать о разговоре с отцом Эйденом перед отъездом из клуба. Девять дней назад папа встречался с ним и рассказал, что, как ему казалось, нашел письмо Христа к Иосифу Аримафейскому. Папа был уверен, что это рукопись, украденная из Библиотеки Ватикана в пятнадцатом веке. Кто же тот эксперт, кому он ее показал? Так, минуточку… Отец Эйден сказал: папа беспокоился, что один из экспертов заинтересовался лишь ее материальной ценностью. Если верить отцу Эйдену, папа показал рукопись более чем одному специалисту.
«Где же теперь эта рукопись? Господи, неужели она здесь, среди бумаг отца? Надо ее найти. Но какая от этого польза? Среди всех рукописей отца узнать ее будет сложно. Но если она была у папы и он собирался вернуть ее в Ватикан, то могла ли она быть украдена после того, как отца застрелили?»
На кухне раздался телефонный звонок, и Мария помчалась туда, чтобы ответить. Это был Бенет с просьбой приехать вместе с детективом Родригес утром часов в одиннадцать и поговорить с Марией и ее матерью.
– Конечно, можно, – ответила она.
Мария вдруг поняла, что заговорила шепотом: у нее так перехватило дыхание, что слова просто застревали в горле.
Супруги Ллойд и Лайза Скотт, разменявшие шестой десяток, жили по соседству с Джонатаном и Кэтлин Лайонс уже двадцать пять лет. Ллойд был успешным криминальным адвокатом, а Лайза, манекенщица в отставке, превратила свою любовь к украшениям в неплохой бизнес. Она создавала их из хрусталя и полудрагоценных камней для большого списка частных клиентов. Некоторые из работ были продуктом ее собственного сочинения, другие стали плодом вдохновения от прекрасных украшений, собранных Лайзой по всему свету. Ее собственная коллекция теперь стоила не меньше трех миллионов долларов.
Лысеющий, располневший, с бледно-голубыми глазами, Ллойд составлял неудачную партию для своей красавицы-жены. После тридцати лет семейного счастья он иногда просыпался по ночам, недоумевая, что она в нем нашла. Огромное удовольствие ему доставляло потакать ее страсти к тому, что он называл безделушками.