Рената ввела его в мир, где он открыл для себя аромат приправ, нежность лосося, вкус изумительно приготовленных макарон и остроту салатов с чесноком. Нив унаследовала умение хорошо готовить от своей матери, а Майлс требовал признания за собой первенства в единственном, чему он научился — в приготовлении особого салата, который и правда удавался ему превосходно.

В 10 минут седьмого он уже начал тревожиться за Нив. Наверное, такси на улицах совсем мало. Господи, только бы она не пошла сейчас через парк. Он попытался дозвониться в магазин, но там никто не отвечал. Майлс уже готов был звонить в ближайший участок, чтобы полицейские проверили парк, как влетела Нив, нагруженная свертками и коробками с одеждой.

Майлс ни за что не признался бы Нив в своих трусливых намерениях, вместо этого он принял из ее рук коробки и вопросительно заглянул ей в глаза. «Опять Рождество? — спросил он, — „Для Нив от Нив с любовью“? Ты выгодно себе это продала?»

«Майлс, не умничай, — раздраженно ответила Нив. — Могу тебе только сказать, что, может, Этель Ламбстон и хороший клиент, но если бы ты знал, как она порой действует мне на нервы!» Нив забросила коробки на диван и вкратце рассказала о своих бесплодных поисках Этель.

Майлс испуганно посмотрел на дочь. «Этель Ламбстон! Эта та самая сплетница, которая была у нас на Рождество?»

«Та самая». Сгоряча Нив пригласила Этель на празднование Рождества, которое она и Майлс устраивали дома каждый год. Для начала Этель прижала к стенке епископа Стэнтона, объясняя ему, почему католическая церковь в ХХ веке уже не так популярна, после чего, разнюхав, что Майлс, оказывается, вдовец, уже не отходила от него весь вечер.

«Она меня совершенно не интересует. Если тебе нравится, ты можешь поселиться под ее дверью, — предупредил Майлс, — но чтобы в этом доме ее ноги больше не было».

3

Денни Адлеру не слишком-то улыбалось пахать за какие-то гроши плюс чаевые в кафе на углу Лексингтон и 83-й улицы. Но что можно было поделать в его положении условно осужденного. А Майк Тухей — офицер, под бдительное око которого попал Денни, был изрядной свиньей, власть которого распространялась на весь штат Нью-Йорк. Он потребовал бы отчета в происхождении каждого потраченного Денни центе, если б тот не работал.

Поэтому работать приходилось и он ненавидел каждую минуту, проведенную в кафе.

Денни снял убогую комнатенку с мебелью в дешевом грязном доходном доме на Первой авеню. Чего не мог знать опекающий его офицер, так это то, что большую часть времени Денни проводил не на работе, а на улице, попрошайничая. В целях конспирации каждые несколько дней он менял место и изменял свою внешность. Иногда он одевался пьяницей-бродяжкой в вонючей одежде и стоптанных башмаках, с грязными лицом и волосами. Подпирая стену какого-нибудь здания, он держал в руках обрывок картонки со словами «Помогите, я голодаю».

Для простодушных дурачков это было отличной приманкой.

Иногда он напяливал вылинявшую военную форму, седой парик, темные очки, прикалывал к груди табличку «Бездомный ветеран» и стоял, опираясь на палку. Жестянка у его ног быстро наполнялась монетами.

Благодаря таким вот «выходам» Денни набивал полные карманы мелочи.

И они же позволяли ему поддерживать себя в форме, а для Денни не было ничего приятнее, чем предвкушение настоящей работы. Только один или два раза, он не мог не поддаться соблазну замочить кого-нибудь, что он и делал, отбирая у какого-то пьянчужки несколько долларов. Но копам было совершенно наплевать на избитого или зарезанного бомжа, так что в данном случае Денни ничем не рисковал.

Через три месяца срок его условного осуждения закончится, он сможет исчезнуть из поля зрения и определиться, где приложить свою энергию. Даже его офицер расслабился. В субботу утром Тухей звонил ему в кафе. Денни живо представил себе Майка, его тщедушное тело, ссутулившееся над столом в неряшливом офисе. «Я говорил с твоим боссом, Денни. Он сказал мне, что ты один из его наиболее заслуживающих доверия работников».

«Спасибо, сэр». Если бы Денни сейчас стоял перед столом Тухей, его руки бы тряслись, выдавая нервозность. Он бы был вынужден выдавить подобие слезы из своих светло-карих глаз и изобразить что-нибудь похожее на улыбку.

Вместо этого он беззвучно матерился в телефон.

«Денни, ты можешь не посылать мне отчет в понедельник. Я буду очень занят и, я знаю, ты из тех, кому я могу верить. Увидимся на следующей неделе».

«Да, сэр». Денни повесил трубку. Улыбка — оскал прорезалась морщинами под его выступающими скулами. Половину из прожитых им тридцати семи лет он провел в тюрьме, начиная с двенадцати лет, когда совершил свой первый взлом. Его кожа приобрела за эти годы характерный сероватый оттенок — «тюремную бледность».

Денни обвел глазами кафе, с отвращением глядя на крошечные столики для мороженого, металлические стулья, белую пластиковую стойку, объявления о скидках на ланч, хорошо одетых посетителей, погруженных в газеты над тарелками с тостами или кукурузными хлопьями. Его мечты о том, как бы он разделался с этим кафе в целом и с Майком Тухей в частности, были прерваны окриком менеджера: «Давай, Адлер, пошевеливайся! Заказы сами не придут!»

«Да, сэр!» "Как мне осточертело это «да, сэр!», — подумал Денни, хватаясь за куртку и коробку с бумажными пакетами.

Когда он вернулся в кафе, менеджер отвечал кому-то по телефону. Он взглянул на Денни с обычной кислой миной. "Я просил тебя не говорить по телефону по личным делам в рабочее время, " — сказал он и швырнул телефонную трубку Денни в руки.

Позвонить ему сюда мог только Майк Тухей. Он произнес имя Майка, но услышал приглушенное: «Привет, Денни». Он узнал этот голос мгновенно.

Чарли Сантино — Большой Чарли. Десять лет назад Денни сидел с ним в одной камере в тюрьме в Аттике и потом пару раз выполнял для него кое-какую работенку. Он знал, что у Чарли имеются достаточно высокие связи в криминальных кругах.

Денни проигнорировал свирепое выражение на лице менеджера — сейчас всего лишь пара человек у стойки, столики пустые. У него было приятное предчувствие, что то, что скажет Чарли, будет интересным. Машинально он отвернулся к стене и прикрыл трубку ладонью. «Да?»

«Завтра, в 11. Брайант — Парк за библиотекой. Ищи черный „Шевролет“ 84-го года».

Когда на том конце повесили трубку, Денни даже не осознал, что широко улыбается.

* * *

Все эти снежные выходные Симус Ламбстон просидел один в квартире на 71-ой улице и Вест-Енд Авеню. В пятницу после обеда он позвонил своему бармену. «Я заболел. Скажи Матти, чтобы он поработал за меня до понедельника». Он проспал беспробудно всю ночь сном душевно изнуренного человека, но в субботу утром проснулся, чувствуя, что страх не только не прошел, но почти перешел в панику.

Рут уехала в четверг в Бостон и вернется только к воскресенью. Дженни, их младшая, только в этом году поступила в университет в Массачусетсе. Чек, который Симус послал оплатить учебу в весенний семестр вернулся ввиду отсутствия денег на счету. Рут пришлось выпросить срочный долг у себя на работе и поспешила исправить положение. После истерического звонка Дженни родителям у них был такой скандал, что слышно было, наверное, за пять кварталов.