– Он не мальчишка. Он капитан! У него на то звание патент адмиралом царским выписан! – не без гордости поправил холопа Басарга. – Учат их в приюте на совесть. Коли сказал – так, верно, и будет. Чего там снаружи?
– Один парусник удрал, два взяли в целости, еще два без мачт, но на плаву, – подробно отчитался Тришка-Платошка. – Польские они, из Гданьска. Гружены рожью. Ныне Тимофей к Борнхольму всех ведет. Капитаны датские у нашего мальчишки прощения прилюдно просили. Каялись за ослушание, просили Карсту-иноземцу не сказывать. У них корабли тоже все поломаны, еле ковыляют.
– Они же языка не знают!
– Да вот вспомнили! – ухмыльнулся холоп.
Басарга тоже усмехнулся – и тут же застонал от боли.
– Это сколько же я валяюсь?
– Да второй день всего, боярин. Но до берега поднимешься. Тимоха… Капитан, то есть… Сказывает, что на культяпках, что заместо мачт у них остались, недели две до берега ползти придется. Да и то при хорошем ветре.
Юный капитан ошибся всего на два дня – в порт Ренне покалеченная эскадра добралась за двенадцать суток. И первое, что увидел Басарга, уже способный выходить на палубу, – так это три изувеченных флейта адмирала Роде, стоящие у причала. Впрочем, на них уже кипела работа: плотники заделывали проломы в бортах, готовили к установке новенькие мачты, ожидающие своего часа на берегу.
Датчанин примчался на шитик через час после того, как «Веселая невеста» пришвартовалась на отведенном ей месте.
– Ты, никак, ранен, мой господин?! – застучал по доскам палубы коваными каблуками Карст Роде, ныне одетый уже в кафтан с золотым шитьем да со шпагой на поясе. Эфес буквально сиял множеством самоцветов и золотых завитков, а борода морехода была так старательно вычесана, что пушилась, словно кошачий подшерсток.
– Не повезло, – кратко ответил Басарга. – А твои корабли кто так лихо пожевал?
– Ты не поверишь, хозяин, в капкан попал! – охотно ответил датчанин. – Возле Карлскруны когг заметил, хорошо груженный да без пушек. Мы все дружно к нему, а тут с наветренной стороны три флейта, да зараз от моря отрезать попытались!
Карст Роде самодовольно ухмыльнулся, постучал пальцами по эфесу:
– Сие есть шпага адмирала тамошнего. Взята абордажем вместе с самими флейтами. – Датчанин прошел из стороны в сторону: – Сеча, скажу тебе, выдалась славная. Половину людей своих я потерял да корабль один из эскадры. Тот, что ныне в ремонте, это свейский, сиречь трофей мой. Два других флейта мы так раздраконили, что подпалить пришлось за бесполезностью. Ну да ничего, мастера тут умелые, через неделю вся эскадра опять на ходу будет!
Через неделю эскадра русского адмирала Карста Роде действительно вышла в море и вскоре пригнала в Копенгаген на продажу аж семнадцать польских кораблей с рожью! Следующий выход в море доставил на торг датского города пять пинков, груженных тканями, железом, салом и пенькой…
Подьячий Леонтьев, увы, участия в этом веселье не принимал. Рана продолжала мучить его болями и кровавым кашлем. Местные лекаря пытались лечить боярина какими-то зельями, ртутными каплями и свинцовыми примочками – но становилось только хуже.
В конце августа корабли Роде снова вошли в порт Ренне, адмирал самолично навестил таверну, в комнате над которой терпеливо дожидался выздоровления Басарга, теперь уже больше лежа в постели, нежели гуляя, поставил кресло рядом с постелью, сел на него, положив руки на колени.
– Как чувствуешь себя, хозяин? – спросил Роде.
– А ты не видишь? – тихо ответил подьячий.
– Вижу, – согласился датчанин. – Не на пользу тебе земля чужая. Мыслю, домой тебя отправлять надобно. Там сами воздух и вода целебные, да и стены родные на пользу.
– Ты это к чему ведешь?
– Дошли до меня вести, что после успехов минувших короли свейский и польский эскадру совместную супротив меня собирают, – потер ладонью о ладонь Роде. – Быть, мыслю, битве большой и кровавой, и победитель битвы сей в море Восточном еще долго править будет и законы утверждать.
– Ты желаешь стать королем?!
– Я не так глуп, мой господин, – покачал головой датчанин. – И понимаю, что силой своей супротив двух полных флотов двух могучих королевств мне не устоять… Но, боярин, – резко наклонился вперед Роде и яро сверкнул глазами: – Нешто ты бы на моем месте не рискнул?! Я могу стать королем всего Восточного моря!
– Ты русский адмирал! – напомнил Басарга.
– Я не забыл, – выпрямился датчанин. – И в битве супротив двух злейших врагов царя Иоанна я готов с честью погибнуть во славу русского оружия!
– Ты это к чему, адмирал? Просишь, чтобы тебя в русской земле похоронили?
– Иная просьба у меня, хозяин, – опять понизил голос датчанин. – Так вышло, что в имении твоем, в деревне Стеховской у девицы Светлой дитятка о прошлой весне родилась. Мне тут в голову пришло, что приданое ей зело пригодится. С хорошим приданым ее замуж и с дитем охотно возьмут. Я велел в трюм «Веселой невесты» погрузить кое-что. Сундуков несколько с добром всяким. Отрезами, посудой, платьями. Ну, в общем, чего на глаза попалось. Передашь? – И он торопливо добавил: – Твоя доля добычи, мой господин, тоже там положена. И на корабль, и на холопов. Иное добро у вас втрое-впятеро супротив здешнего стоит. Так лучше кружева да бархат натурой довезти, нежели тут продавать, а там покупать обратно!
– Ты хочешь отправить шитик на Русь? – удивился подьячий.
– Ну, не на телегах же я тебя через моря в такую даль отправлю! – развел руками Роде. – Опять же, в битве грядущей капитан Тимофей, языка не зная, не столько помогать, сколько мешать станет. А так от его умения польза выйдет…
Датчанин поднялся и сухо добавил:
– Я уже распорядился отнести тебя на борт. Сегодня же и отплываете.
Через два часа низкобортная «Веселая невеста» вышла из порта Ренне в море и повернула на север, сопровождаемая полным бортовым салютом всей стоящей на рейде эскадры отчаянного морехода Карста Роде.
* * *
Погибнуть в великом морском сражении первому русскому адмиралу не довелось. Судьба ехидно посмеялась и над ним, и над его врагами. Польскую эскадру, пришедшую воевать против русского адмирала, датчане заманили в бухту Копенгагена и конфисковали, не позволив сделать по врагу ни единого выстрела. А в октябре тысяча пятьсот семидесятого года в том же Копенгагене был арестован и сам Роде – его взяли на берегу, в таверне, после чего и царский флот попал в датскую казну.
Итак, в июне семидесятого года русский адмирал Карст Роде вышел в Варяжское море на одном лишь протекающем шитике, к середине июля он уже полностью перекрыл это море для навигации враждебных держав, доведя в итоге свою эскадру до семнадцати вымпелов, а в октябре все того же семидесятого года оказался в тюрьме, ожидая виселицы. Во всяком случае, именно виселицы требовала ему собравшаяся в декабре в Померании конференция морских держав: Швеции, Франции, Польши, Дании, Саксонии, города Любека, Гданьска, Бремена и еще нескольких ганзейских городов…