– Малышня должна учиться на настоящем корабле! – решительно объявил молодой подьячий, капитан и ныне боярин Тимофей Весьегонский, уверенный в весомости своих слов.
К моменту возвращения чудодейственная святыня смогла поставить на ноги всех раненых. Впрочем, сами они о причинах своего исцеления не догадывались, хотя и молились со всей искренностью, когда ковчежец с убрусом был помещен обратно под алтарь.
Потом был буйный пир, на котором даже холопам позволили пить и есть вдосталь и провозглашать здравицы в честь государя и всех его воевод.
Через три дня побратимы расстались. А когда зима установила санный путь, с несколькими холопами и всеми тремя новиками подьячий Леонтьев отправился принимать удел, дарованный подьячему Пушкарского приказа для службы и прокормления.
Удел оказался огромным, считай, княжеским, но почти безлюдным. От реки Ворон и до Сивца лежали, почитай, одни только болота, средь которых обосновался от силы десяток деревень, да и в тех по три-четыре двора. Правда, Ворон был судоходен и богат рыбой – вот и вся радость.
Однако новики отнеслись ко всему этому совсем иначе, именно в болотах увидев главную ценность. Они оживленно обсуждали, где руда доступнее, откуда проще к ней подобраться, где сподручнее ставить плавильные печи, где дороги лучше гатить, а где каналы пробивать. Басарга слушал их – и ничего не понимал… В науках, литье и прочих мудростях боярин был не силен, и всей пользы от него вышло, что рядом с Тимофеем он старостам показался, нового хозяина им объявил, с царской грамотой ознакомив, да тягло раскидал согласно заведенным обычаям. И еще посоветовал юному подьячему жизнь все-таки с дома начинать, с подворья. А то про печи дети вовсю спорили, а где жить – и не задумались.
Набросав первые планы, в Веси Ёгонской новики наняли строителей, и работа закипела. К весне на одной из излучин Ворона, чем-то приглянувшейся молодому подьячему, уже поднялась усадьба с несколькими просторными людскими и множеством маленьких светелок. А немного в стороне сразу были сделаны длинные тесовые навесы. Новики бегали, указывая, что и как нужно делать, Басарга же, ловя их на лишних тратах, терпеливо объяснял, как нужно учитывать и вписывать в расходные книги движение товаров и серебра.
Мальчишки схватывали быстро – сообразительные…
Здесь всех их и застал в первых числах июня монах, прибывший на струге с холопами Ильи Булданина:
– Ну, наконец-то нашлись! – с облегчением перекрестился он, сошел на берег и крепко обнял встретившего его Басаргу. – Здрав будь, побратим. Эк вы заныкались-то! Полгода вас все ищут. И царь, и князь Михайло Воротынский, и постельничий его, и митрополит. Матрена-книжница, кстати, по дитям соскучилась. Не поверишь, но даже Мирослава не ведает, где тебя искать! Уж не помню, чтобы такое случалось. Обычно к ней постучишь, а ты уже там…
– Скажешь тоже, – рассмеялся подьячий и еще раз крепко обнял друга. – С чего тебя по земле так из края в край мотает, иеромонах? Иноку ведь покойным быть положено. В келье сидеть да молиться тихо.
– Епископ, друг мой, – поправил его друг. – Епископ Антоний.
– Быстро ты по местам растешь, однако… – покачал головой Басарга. – Какого прихода епископ?
– Ты не поверишь, друг мой, но когда при рукоположении я о сем спросил, мне сказано было к тебе с сим вопросом обратиться! – усмехнулся схимник. – Вот я незнанием и маюсь… А тебя нет нигде, как сквозь землю провалился!
– Вот оно как, стало быть, выходит… – сразу посерьезнел подьячий.
– Выходит, – согласился епископ Антоний. – Но с ответом можешь не торопиться, ибо перво-наперво в слободу Александровскую вас доставить приказано! Илья и Тимофей после распутицы тоже туда добраться должны были. Там и постельничий будет, и Михаилу Ивановичу отпишем.
Добираться из усадьбы Тимофея Весьегонского к большим путям оказалось удобно на зависть. Всего два дня вниз по течению – и они в Шексне, по ней еще за два дня скатились до Волги, а там, из Рыбинской слободы – еще за три дня путники доскакали до «царского монастыря».
Однако Иоанн принял их только через три недели, в середине июля. Хотя, не в пример обычному, принял почетно, в посольской палате, в присутствии многих знатных князей, думных бояр и иноземных послов. Среди богато разодетых гостей Басарга заметил и княжну Мирославу Шуйскую, тихо стоящую в задних рядах… Но рядом с троном!
Представил бояр князь Михаил Иванович, невероятно пухлый и широкоплечий из-за богатой московской шубы, надетой торжества ради:
– Сказывал я тебе, государь Иоанн Васильевич, о храбрых витязях, особо отличившихся в сече с воинством басурманским, что о прошлом лете земли русские захлестнуло. Витязи сии в скромности своей после битвы за наградой не пришли, но ныне я их во дворе крепостном застал. Дозволь указать на бояр Леонтьева, Булданина и Заболоцкого, сражавшихся, сил не жалея!
– Я знаю воинов сих и храбрости не удивлен! – кивнул Иоанн. – Посему награждаю бояр Булданина и Заболоцкого серебром и шубами с моего плеча! Ты же, подьячий, мыслю, еще прежние шубы не износил. Посему тебя жалую книгами дорогими из библиотеки моей, ибо в тебе ценителя сего сокровища знаю!
Басарга вскинулся от неожиданности – и тут же, спохватившись, поклонился снова.
– Благодарю, государь.
– Самому выбрать не позволю! Знаю я тебя, с пустыми полками оставишь, – изволил пошутить Иоанн.
– Я буду рад твоему выбору, государь.
– Хитрец! Ты знаешь, что я выбираю самое лучшее. Нет, мы попросим стать судьей… – Иоанн задумался: – Кто этот невинный мальчик, Михаил Иванович?
– Это храбрый и находчивый воин, государь, именем Ярослав. Его старания и разум внесли в победу нашу немалый вклад. Зело немалый! Этот новик и придумал чоками пушки вражьи забивать.
– Деяние сие достойно опытного розмысла. А невинный мальчик, выходит, еще и храбр? Хватит ему тогда в новиках ходить! Приказываю внести боярина Ярослава Чокина в разрядную книгу и поместье ему на Железном поле отвести!
– Сей новик именем Илья также храбрость в сече выказал великую.
– Внести боярина Илью Молодецкого в разрядную книгу и отвести ему поместье на Железном поле!
Басарга вскинул брови. Его детей целенаправленно сажали на земли, где хлебом не прожить. На Железном поле люди ремеслом кузнечным промышляют, иного дела зачастую не зная. Похоже, одного ратного розмысла царю показалось мало.
– Боярин Тимофей Весьегонский тоже себя славно показал?
– Сражался, аки лев, государь!
– Получит земли по другому берегу Ворона. Ныне же всех на обед приглашаю. Ради случая такого – без мест! [36] Хочу рядом с собой всех видеть.