— В Стэмфорде.
— Можешь передать трубку бабушке?
— Минутку. Она за столиком.
На заднем плане я слышал шум большого торгового центра — голоса людей и приглушенную музыку, — потом снова заговорила Келли:
— Папа хочет что-то сказать тебе.
— Да, Глен? — Голос Фионы был таким же теплым, как мороженое, которое купила Келли.
— Фиона, вы можете взять Келли на ночь? — Я знал, что в доме Фионы хранились пижама и зубная щетка Келли, а также кое-что из одежды.
Последовала пауза, затем Фиона прошептала:
— Глен, тебе не кажется, что еще слишком рано? — Она явно не хотела, чтобы Келли ее услышала.
— Извините?
— По-моему, еще рано приглашать к себе кого-то. Это та женщина, которая живет рядом с тобой? Мюллер, кажется? Шейла рассказывала про нее. Когда мы уезжали, я видела, как она стояла у дверей и провожала нас взглядом.
Я почувствовал ярость.
— После того как вы уехали, приходил муж Энн Слокум. Он был просто не в себе. — Я закрыл глаза и сосчитал до трех.
— Что?
— Он был… даже не знаю, как сказать… совсем невменяемый. Хотел поговорить с Келли, но я решил, что из этого не выйдет ничего хорошего. Поэтому на случай, если он вдруг вернется и предпримет еще одну попытку, я думаю, будет лучше, если Келли останется у вас.
— Что ты имеешь в виду под «невменяемым»?
— Долгая история, Фиона. Однако вы мне очень поможете, если оставите Келли у себя до завтра. Пока я не буду уверен, что все успокоилось.
— Что происходит? — донесся до меня голос Маркуса.
— Секунду, — оборвала его Фиона и снова обратилась ко мне: — Да, конечно, она останется у нас. Все нормально.
— Спасибо, — поблагодарил я, ожидая услышать хотя бы попытку извинения за клевету.
Вместо этого Фиона сказала:
— Келли хочет поговорить с тобой.
— Пап? Что случилось?
— Ты останешься на ночь у бабушки. Только на одну ночь.
— Хорошо, — согласилась она. В ее голосе не было ни радости, ни разочарования. — Что-то не так?
— Все замечательно, солнышко.
— Ты выяснил, что случилось с мамой Эмили?
— Это был несчастный случай, зайка. Она упала в воду, когда пыталась посмотреть, что произошло с колесом ее машины.
Келли немного помолчала, а затем сказала:
— Теперь у нас с Эмили есть кое-что общее.
Хотя Даррен Слокум заявил, что мой рассказ о телефонных переговорах его покойной жены, которые подслушала Келли, вполне удовлетворил его, инстинкт подсказывал мне — он солгал. Я был совершенно искренен с Фионой, когда говорил о своих опасениях, о том, что он может вернуться, поэтому было бы лучше, если бы Келли провела еще один день вдали от нашего дома. Правда, я не понял, о каком таком крупном куше, который я недавно якобы сорвал, он говорил и что он имел в виду. На могиле Шейлы еще не успела трава вырасти, а он уже намекал, будто благодаря случившемуся с ней несчастью я смог хорошо разжиться?
Я не знал, как мне реагировать, и списал это на бессвязный бред человека в состоянии потрясения.
После ленча я поехал в офис «Гарбер констрактинг». Он находился между супермаркетом «Черри» и отелем «Джаст инн тайм», примерно в полумиле от торгового центра «Коннектикут пост». И хоть мне удалось немного прибраться, я не смог толком сосредоточиться, начав прослушивать голосовую почту. Я намеревался перезвонить всем этим людям, но внезапно споткнулся о мысль, что не в силах выслушивать их, а тем более ехать к ним и объясняться, почему работа для них не выполнена. Однако я записал основную информацию по каждому из сообщений, чтобы в понедельник Салли могла этим заняться. Пускай я и не одобрял ее выбор бойфренда, однако в добросовестности ей не откажешь. Мы называли ее нашей сторукой, и она могла держать в голове детали всех наших проектов. Я видел, как она изощрялась по телефону с поставщиком черепицы, делая в то же самое время пометки о материалах для установки водопровода на каком-то другом объекте. Салли любила говорить, что в ее мозгу одновременно работает несколько программ, и при этом заявляла о праве на полный обвал системы, если он однажды случится.
Закрыв офис, я отправился в ближайший магазин за продуктами. Стейк на обед — для меня, салями, банка тунца и морковные палочки — для Келли в школу и мне на неделю. Я не особенно любил морковку, но Шейла хотела, чтобы во время ленча ее регулярно ела не только Келли, но и я. Просто удивительно. Да, я злился на свою покойную жену, но до сих пор проявлял почтение к ее желаниям.
Когда Келли пошла в первый класс и стала брать с собой обеды, сначала она просила нас с Шейлой давать ей пакет картофельных чипсов. Ее подруга Кристен каждый день ела чипсы, чем же она хуже? Но мы заявили, что, если мама Кристен хочет кормить дочь всякой гадостью, нас это не касается. Мы так делать не будем.
Тогда Келли спросила, можно ли ей брать хотя бы печенье из воздушного риса. Несмотря на то что в него добавляли рисовую пастилу, крупа, из какой оно делалось, была очень полезной. Шейла помогла ей приготовить выпечку. Она расплавила масло и рисовую пастилу, смешала все с хлопьями в большой миске, а потом они выложили это на противень. Какой же свинарник развели они на кухне! Зато потом Келли с удовольствием каждый день брала с собой в школу печенье.
Приблизительно через месяц, играя с Келли, Кристен спросила, не может ли она добавлять в рисовое печенье шоколадную крошку. Печенье ей очень понравилось. Каждый день Келли выменивала у Кристен картофельные чипсы на это лакомство.
Воспоминания заставили меня улыбнуться, пока я шел мимо полок с крупами и хлопьями. Казалось, как же давно это было… Неплохо бы вместе с Келли приготовить однажды вечером это печенье. Я потянулся за коробкой, не заметив рядом с собой женщины лет сорока — ей тоже понадобилась та же коробка. С женщиной был сын — темноволосый молодой человек лет шестнадцати-семнадцати, одетый в джинсы и куртку. Кроссовки его были разрисованы полосками и завитками.
— Извините, — отодвинулся я, нечаянно толкнув женщину локтем. — Берите!
Я снова посмотрел на нее. Да это же… Господи.
Бонни Уилкинсон. Мать Брэндона и вдова Коннора, погибших по вине Шейлы.
Она была с сыном Кори. У него были абсолютно пустые глаза, словно он выплакал все свои слезы.
Блузка и брюки висели на миссис Уилкинсон, лицо ее вытянулось и посерело. Она открыла рот и замерла, узнав меня.
Я толкнул назад свою тележку, чтобы обойти их. Мне стали не нужны эти рисовые хлопья. Только не сейчас.
— Разрешите проехать, — пробормотал я.
К ней наконец вернулась способность говорить, но слова она произносила с трудом:
— Подождите.