Пару ждал автомобиль – отполированный до блеска перламутрово-серебристый «Ауди», и мальчик распахнул дверь перед дамой. Потом обернулся, явно почувствовав Анин пристальный взгляд, поднял на нее почти бесцветные кругловатые котеночьи глаза, от уголков которых разбегалась мелкая сеточка морщинок вида благородного и благопристойного, как свежие трещинки на китайском фарфоре.

И Аня с удивлением поняла, что это и не мальчик вовсе, а человек взрослый, только очень маленького роста, по-детски стройный и гибкий. Этакий эльф с короткими и негустыми невнятного цвета волосами. Он, перехватив Анин взгляд, быстро отвернулся и скользнул в машину, сел рядом с дамой.

Странная эта пара, судя по манере держаться, была явно заграничной. И несмотря на то, что у Ани никаких таких иностранных знакомств не имелось, этот на удивление маленький мужчина показался ей старым знакомым. Не то чтобы она его узнала и могла назвать по имени, нет, ничего подобного! Но он будто пришел из забытого сна, что когда-то повторялся изо дня в день, вернее, из ночи в ночь, но теперь давно пережит, выцвел, растерял волшебство. Будто он, этот человечек, – призрак Оле Лукойе, и вот-вот раскроет разрисованный призрачный зонтик и завертит им, и кадры сказочного сна вновь замелькают перед глазами.

– Аня! Ау! – дал знать о себе Яша. – Знакомых встретила?

– Н-нет, – ответила Аня и посмотрела вслед удаляющемуся перламутрово-серебристому «Ауди». – Показалось на миг. И сама не разберу, что показалось. Не могу вспомнить. Или просто глаза не верят в то, что видят. Извини, пожалуйста, я с тобой толком не поздоровалась.

– Не переживай по этому поводу, – разрешил Яша. – Ну что? Пойдем?

– Пойдем, – кивнула Аня. – А твои не собираются на концерт?

– Нет. Маман о нем так даже и не знает, и это к лучшему. Я ее, конечно, очень люблю, она замечательная женщина, но она мастерица разрушать атмосферу. Она привыкла выступать адмиральской каравеллой и не приемлет теперь ничего иного. Вперед, и только вперед на раздутых парусах! – разглагольствовал Яша. – Ох уж мне эти ее раздутые паруса. И нисколько не ветшают со временем.

– И как вы только справляетесь с дядей Вадимом? – лукаво спросила Аня. – Такие женщины, как правило, имеют собственное непререкаемое мнение по любому вопросу и проблемы разрешают мановением руки. Или я ошибаюсь?

– Не скажу, что ошибаешься, – улыбнулся Яша. – Она, конечно, авторитарна, как императрица, и пользуется успехом на публике. Но все дело в том, что в быту, в семейной жизни, маман только кажется, что она имеет свое мнение. Вернее, ей кажется, что с ее мнением считаются. Но мы-то с папой не так просты и под шумок блюдем свои интересы. Можно было бы устроить революцию, но это как-то… Это для тех, кому нечего делать.

– Или для тех, кому нечего терять? – поддела Аня.

– Не будь язвой, кузина, – добродушно фыркнул Яша. – И не подстрекай исподтишка. Грех тому, кто соблазнит малых сих.

– Сии малые, я полагаю, сами грешат напропалую и соблазняются без зазрения совести. Под шумок, – оставила за собой последнее слово Аня.

Глава 5

…нет ничего опаснее женского обольщения; все женщины лживы, коварны, они играют с нами, как кошка с мышью, и за все наши нежные заботы о них мы пожинаем только насмешки и издевательства.

Арсен Муратович, старый тушканчик в профессорском звании и Никитушкин научный руководитель, – и к гадалке не ходи – стал бы двести пятидесятый раз требовать у Никиты обещанную статью и тезисы доклада к молодежной конференции, если бы Никита, будь он дурак, появился сегодня в родном Политехе. Арсен Муратович – к гадалке не ходи – стучал бы кривым своим мизинцем по столу, обсасывал дужку очков и в тысячный раз напоминал бы, что, прежде чем защищать диссертацию, соискатель обязан опубликовать ряд своих научных работ. А где эти работы, коллега? И где, уважаемый Никита Олегович, основной текст – мясо, так сказать, вашей диссертации? Доколь? Доколь вы мне будете голову морочить, мальчик? Или вы считаете, что можно ограничиться «Введением» и половиной одной главы? Так вот, уверяю вас, ученый совет вряд ли сочтет такую работу достойной рассмотрения, даже если мы с деканом будем хором петь о вашей гениальности. Так-то-с, милейший Никита Олегович! Все по девицам… Все по девицам скачем, я полагаю! А девицы, они… Девицы противопоказаны научной деятельности! Так и знайте, коллега!

В общем, Никита, будь он дурак, поперся бы с утра в Политех на расправу. Но поскольку дураком он себя не считал и поскольку студенческий семинар, который он обязан был провести как аспирант, намечался лишь через две недели, Никита предпочел отправиться с утра в шаверму (бывшую «Гармонию»), где зарабатывал на жизнь Дэн, и отработать ночевку.

Запахи мяса, приправ и теплого теста остыли за ночь, оскудели и обессилели. Бутылочки с кетчупом вид имели равнодушный, холодный и неприступный. Кафель, казалось, состарился и потускнел. Драцена в вазоне, что стояла на подоконнике, ушла в себя и меланхолично повесила остроконечные листья.

Безусловно, требовалось оживить картину. И Никита, пока Дэн возился с тестом, раскочегарил печь, повесил на крюк окорок, достал из холодильника сбрызнутую водой зелень, хранившуюся в глубокой кювете под крышкой, выложил пахучие стебли и листья на деревянную доску, повязал вокруг головы чистую белую косынку банданой, повязал вокруг бедер фартук, вооружился солидных размеров ножом и принялся рубить и петрушку, и райхон, и базилик, и укроп… И крутил носом, спасаясь от острых запахов, источаемых сочной зеленью.

– Нет, Кит, ты все-таки подумай, – продолжил Дэн разговор, начатый еще в маршрутке после того, как Никита неожиданно для себя самого разоткровенничался о своих приключениях. – К высоте привыкнуть не так сложно, особенно когда не просто лазаешь, а за делом лазаешь. Висишь, работаешь себе сосредоточенно, страховка надежная – и все в порядке. А деньги хорошие, даже если работать не каждый день. Я бы оттуда не ушел, но – травма. Неудачно приложился об угол коленкой, порвал связки, повредил мениск. Поэтому лазать меня больше не возьмут. А этих ребят из «Хай Скай Сити» – и Вову-растамана, и негра Костю, я же тебе говорил уже, отлично знаю. Хорошие ребята. А в офис я могу позвонить, меня там еще помнят. Дам тебе дополнительную рекомендацию, – усмехнулся Дэн. – Так что, я звоню? Полезешь на стенку?

– Я и так на стенку лезу, – пробурчал Никита, сгреб нарубленную зелень в холмик и переложил в деревянную миску. За ночь он много чего передумал и теперь позволял себя уговаривать, убеждать и вдохновлять на действия, которые ему, в общем-то, претили (слишком свежи были воспоминания о пропасти под ногами), но сейчас вот, поутру, после чашки крепкого кофе и яичницы с колбасой представлялись почти заманчивыми и перспективными в смысле выхода из денежного кризиса. – Я и так на стенку лезу. Полезешь тут.

– Это заметно, – наморщил лоб Дэн, – это заметно, что лезешь. От тоски и безысходности, так сказать… Терзания у нас, искания… Бытовая неустроенность. Крах личной жизни. Непруха беспросветная. И тьма проблем, как у государя императора, не меньше.