Она чувствовала, что, не напрягаясь, может завладеть всеобщим вниманием, но делала это дозированно, жалея неплохих, судя по всему, девчонок, и чувствуя, что всеобщего внимания ей не нужно. Один раз, уже на даче, Наташа позволила себе небольшое выступление, но адресовала его только одному человеку, который время от времени глядел на нее грустными глазами. Сказать словами она всего ему не могла, да и говорить, может, было еще нечего, а вот танец был вернее пустых фраз и неточных предложений. Только понял ли он ее?
Потом случился какой-то сумбур, уходил куда-то и возвращался Иволгин, потом Кирилл долго говорил со своим внезапно появившимся отцом, и все стали собираться, потому что ждали, когда отец Маркова начнет выгонять их из дачи. Но их не выгнали, праздник продолжался, но было уже совсем не то. Парни здорово набрались, а Кирилл, казалось, наоборот становился трезвее, но он сидел неподвижно и смотрел куда-то в окно поверх деревьев и молчал.
Наташа весь вечер боролась с желанием подойти к нему сзади, обнять, прижаться к нему всем телом, но не решилась с ним даже заговорить. Потом все окончательно скомкалось, компания распалась, кому-то было плохо…
Они ехали с Димой в пустой холодной электричке и молчали. Наташа делала вид, что дремлет, прислонясь к оконной раме. Планы на жизнь у нее были такие: сначала сходить к Иволгину на чай с плюшками, потом постараться войти в призовую тройку, а потом… Она расписывала свою жизнь, представляла, прикидывала, пока не поймала себя на мысли, что говорит сейчас не сама с собой, а будто бы собеседнику. Кому?
Если поплотнее прикрыть глаза, то можно его рассмотреть. Он все время убирает волосы со лба, даже если они не падают, у него грустные и виноватые глаза…
Кирилл Марков жил у Стаса и Брюнхильды около месяца. За это время он научился спать, когда в глаза светит уличный фонарь, внизу храпит Стас и повизгивает Брюнхильда. Теперь он умел оставаться наедине с собой среди шумной беседы, горлового пения, индейских танцев. Запросто Кирилл притягивал к себе окружающую действительность и так же легко задвигал ее подальше, когда было нужно. Ему нравилось беседовать со Стасом, перепрыгивая с одного на другое. Стас называл такие беседы «Якуты бегают по болотным кочкам». Действительно, у Маркова иногда возникало ощущение маленьких временных опор под ногами, отталкиваясь от которых он перепрыгивал через трясину неразрешимых вопросов и проблем. Нравились Кириллу и гости этой квартиры: музыканты, поэты, хиппи, просто бродяги без особенного призвания.
Досаждала ему последнее время только Брюнхильда. Она пристрастилась усаживаться напротив Кирилла и смотреть ему глаза в глаза сквозь толстое стекло очков. Это напоминало Маркову призывную медкомиссию в кабинете у окулиста.
— Брюнхильда хочет с тобой переспать, — сказал ему как-то Стас.
— Бывает, — таким же спокойным голосом ответил ему Кирилл.
— Бывает, — согласился Стас.
Но желаниям Брюнхильды не суждено было осуществиться. Как-то днем Кирилл отдыхал после затянувшейся ночной дискотеки. Разбудили его не сами громкие голоса, а их интонация.
Он натянул тренировочные штаны и спрыгнул со второго кроватного этажа.
В коридоре стоял смущенный Стас. Брюнхильда шмыгала туда-сюда, то скрываясь на кухне, то появляясь вновь, и опять исчезала в ванной или кладовой. У двери стояла полная женщина в коротком сером плаще с огромным плафоном светлых волос на голове. Над ней возвышался высокий человек в милицейской форме с погонами капитана и с черной папкой под мышкой.
— Невыполнение своих прямых обязанностей! — кричала женщина из ЖЭКа. — Территория не убирается уже неделю! А лестничные площадки вообще никогда!
— Почему? — удивлялся Стас. — Лестницы я подметал пару раз.
— А влажная уборка раз в неделю?! А дохлая кошка во втором дворе?! А…
Женщина аж заходилась в праведном гневе.
— Труп кошки я накрыл темной материей, спокойно отреагировал Стас. — Должны же родные и близкие покойной иметь возможность попрощаться с нею?
— Что? Чьи родные и близкие? — не поняла женщина из ЖЭКа.
— Кошкины, конечно. Вы, например, знали эту кошку? — спросил Стас совершенно серьезно. — Я, например, знал. Очень хорошая кошка, преданная мать, приветливая, коммуникабельная.
— Комму — кабель… Что он такое говорит, товарищ участковый? — женщина побагровела, словно эти слова украли из ее служебной характеристики и теперь использовали не по назначению. Это же надо! Что они двор не подметают и лестницы не убирают, это еще полбеды! На вас уже жалоба пришла с восемь.., с восьмыми подписями…
— Восемью, — поправил ее Стас.
— Восемью подписями жильцов нашего дома.
Среди них есть ветераны войны и труда, и старушка-блокадница, которая в этом доме, между прочим, всю блокаду прожила, подписалась. Всю блокаду!
— А, — обрадовался Стас. — Эта старушка очень любила покойную кошку, всегда ее подкармливала…
Женщина из ЖЭКа сбилась и посмотрела на участкового, ища его поддержки.
— На чем я остановилась?
— На кошке? — спросил участковый.
— На старушке, — подсказал Стас.
— Старушка такая приветливая, — неуверенно пробормотала женщина из ЖЭКа, — коммуни…
Жалобу послали в газету, а оттуда переправили нам, чтобы мы приняли срочные меры к дебоширам. Я вас спрашиваю, и участковый тоже: что у вас тут происходит?
— Обычная жизнь рядовой советской ячейки общества, — пожал плечами Стас.
— Обычной ячейки? Да у них тут притон!
— У нас притон?! — высунулась из кухни Брюнхильда. — Сами вы притон!
Участковый, как будто только и ждал, что в разговор вмешается кто-нибудь еще, сделал шаг вперед, расстегнул папку и зашуршал бумагами.
— Минуточку, минуточку… Жалоба на пьяного соседа. Ваша? Седьмая квартира?
— Нет, — поправила его женщина из ЖЭКа, это же без номера, литер Б.
— Ага, — понял милиционер. — Минуточку…
Есть сигнал. Притон, вот. «В подъезде устроили самый настоящий притон…» Вот видите! Сигналы подтверждаются…
— Какие сигналы? — спросил Стас. — Из космоса?
— Космос прошу не трогать, — официальным тоном попросил участковый, — пока там летают наши космонавты.
— Правильно, — поддержала его женщина из ЖЭКа, — так их, дебоширов. В жалобе между прочим сказано, что у них тут собираются всякие темные личности, орут, нарушают тишину, употребляют наркотики, пьют, дерутся… А вот, между прочим, и сама темная личность! Отоспалась На чужой служебной площади, а теперь вот вышла: нате, смотрите на меня, каков я!