«Каких — таких?! Какое — под хмельком?! Да я уже три года ни капли…» — хотел выкрикнуть Иван, но, во-первых, не было на то сил, а во-вторых… Во-вторых, его трехлетняя надрывная трезвость, тяжелая, тупая, сопровождаемая затяжными депрессиями и периодическим отказом мозгов, вдруг предстала перед ним одним колоссальным самообманом, злобной иллюзией, похитившей полноценные, творческие годы. И кто только ни внушал ему: будешь пить — помрешь под забором. А не будешь пить — помрешь где? Под колесами иномарки, а прибывший эскулап бестрепетно констатирует смерть и от себя добавит: «Обычное дело, допрыгался алкаш…»
И стало Ивану вдруг легко легко, словно доктор заветным словом своим разомкнул оковы, не пускавшие душу в окрыленный полет…
Заехать по пути в магазин? Ну, если ей надо… Вообще то ему неудобно. Да стоит ли царапина на лбу и синяк на бедре ее хлопот! Нет, в ресторан он пойти готов. Кто же откажется выпить и закусить? С ударением на первом слове. Вид у него непрезентабельный, это верно. Ну ладно, хотя, право, он не достоин… Этот костюм ему нравится. И пальто? И пальто тоже нравится.
В зеркале примерочной на Ивана из дорогого костюма таращился субъект с помятым лицом. Но это как посмотреть! А если это — состоятельный, обеспеченный человек, но с тяжелой судьбой, с трудной биографией? Искатель приключений, африканские сафари, горячие точки, чистый спирт, арктическое путешествие, тропическая малярия… Спивающийся Хемингуэй. Но его еще можно спасти. Если найдется вот с такими глазами, как у тебя, Алиса, с такой маленькой ручкой… Здесь ему тоже очень нравится. Шикарный ресторан! Он закусывает, закусывает… Если найдется такая вот, которая полюбит старого отшельника, занятого добыванием словесной руды… Конечно, выпьем! За тебя, моя спасительница!.. Он опрокинет привычные представления, он поднимет на дыбу этот сытый мирок, колесует реальность, данную нам в ощущениях. Он создаст синтетическое, неделимое целое. Он простую вещь возведет в разряд абсолюта… Тебе тоже налить «Абсолюта»? Браво! Кто-то там из представительниц вашего брата пил чистый спирт. Но «Абсолют» — это тоже круто!.. А вообще-то, милостивый государь, приглашая девушку на танец, принято спрашивать у ее кавалера разрешение! Да, я крутой папаша, если вам так угодно. А у вас дурные манеры и физиономия такая тупая, что, мне кажется, вы не попадете в такт. А я попаду!.. На! И еще слева! Распишитесь в получении… И вечный бой, покой нам только снится… Ууппп… летит, летит степная… летит…
* * *
Иван с усилием попробовал открыть глаза, но ему подчинился только один глаз. Он увидел знакомые обои с пятном в изголовье матраса, трещину в углу потолка. Голова гудела, как шахта лифта. Было больно делать глубокие вдохи, и любое движение давалось с трудом. В том числе движение мысли.
И повторится все, как встарь:
Ночь. Ледяная рябь канала.
Аптека, улица, фонарь.
Фонарь под глазом. Да и тот разбитый. Жизнь опять выплюнула его. Опять все вернулось к старому матрасу, тяжелому похмелью и разбитой роже. Отряд не заметил потери бойца, но откуда-то появилась прекрасная незнакомка, всадница с картины Брюллова. Она звала его с собой в мир евро-офисов и пишущих машинок «Оливетти». А он повернулся к ней пьяной свиной харей, и прекрасное видение исчезло и никогда больше не появится. Это был его последний шанс. И он его просто пропил. Пропил мечту, как мужики пропивают последние штаны, обручальные кольца и крестики своих жен… Все. Хватит, Иван Ларин. Пожил, покоптил, попил. Пора и честь знать. Пора, мой друг, пора! Больно двигаться? Смешные мысли! Не все ли равно теперь: болит нога или рука? Тебе очень хочется посмотреть на этот мир в последний раз двумя полноценными глазами. Какая глупость! Подготовиться? А разве ты не готовился к этому весь последний год? Все продумал. Таблетки приготовил… С детства ненавижу глотать таблетки, но не разжевывать же две пачки транквилизатора. И ванна… Ивана. Горячая ванна. Они рожают в воде, а надо умирать в воде. Тихо, спокойно. Марат принял смерть в ванне. На улице Марата. Кто еще? Этот… Как его?.. Писатель… Ларин…
И опять он очнулся. Опять какая-то волна вынесла Ивана на его старый матрас. Слабого и легкого. Сколько можно ходить туда и обратно?! Что он им хоббит, что ли? Вчерашний доктор. Вчерашний сон. Алиса?.. А это кто? Что он здесь делает?
Серые глаза смотрели на Ивана с холодной усмешкой. Короткий ежик волос, квадратная челюсть, бычья шея и покатые плечи. «Сам чайханщик, с круглыми плечами…»
— Ну, здравствуй, дружок, — проговорил «чайханщик» с характерной растяжкой ударных гласных. — Решил с нами в откидного сыграть? Мы тебя и оттуда достанем. Мы тебе — не менты!
В углу комнаты кто-то довольно тыкнул. Там сидел еще один. Невероятных размеров, похожий на гориллу.
— Вы кто? — еле слышно проговорил Иван.
— Конь в пальто! Лева Брюшной меня зовут. Слыхал? Нет? А зря…
— Что вы здесь делаете?
— Пришли проводить тебя в последний путь. Вдову твою утешить. — Лева повернул свое грузное тело. — Эй, вдова! Утешить тебя?
Иван увидел бледное лицо Алисы.
— Слушай сюда, кидала-откидала. За базар надо отвечать, а долги надо платить. А потом и отчаливай, никто тебя удерживать не будет. А если надо, то и по можем, чем можем.
В углу опять раздалось громкое ржание.
— Какие долги? — Иван ничего не мог понять.
— Новенький «мерс» с вмятиной в бочине. Это не долг? Такую красоту испортили. Ты и твоя телка на тачке. Знаешь, какие это бабули? «Мерс» новье превратить в хлам, а потом жмурика слепить! Одну эту, безутешную, оставить для разборок. Так дела не делаются! Эй, вдова, ты соберешь за неделю двадцать пять штук? Может, зря мы покойничка потревожили?
— С какой стати я должна за него попадать на такие бабки? — Иван услышал незнакомо деловой голос Алисы. — Он бросается мне под колеса, ему все по фиг. Я пытаюсь его жизнь спасти, сворачиваю в сторону. В тюрягу за него садиться мне не хотелось, а теперь из за него на бабки подписываться? А если бы он решил себя вместе с автостоянкой взорвать? Нет. Пусть он сам за себя отвечает.
— Слыхал? — Лева кивнул на его бывшую мечту. — Грамотно излагает? Что же ты, фифа, слиняла, если ты такая умная и правильная? А нам тебя и твою тачку пришлось целый день вычислять. А знаешь, сколько мой день стоит? Вот и базарь поэтому скромнее… Просек, самострел, ситуацию? Не получится у тебя по тихому отчалить, без проблем. Наследнички объявились. Остались юридические вопросы.
Брюшной окинул взглядом скромное жилище отшельника.
— Хоромы, конечно, не царские! На половину даже не потянут, — Лева посмотрел на безразлично смотрящего в потолок Ивана. — Что у тебя еще есть? Чем ты наследников можешь порадовать, членовредитель? Что молчишь? Думаешь, вернулся оттуда и тебе теперь все до фени? Ничего не страшно? Поверь мне, малахольный, самого страшного ты еще не видел, потому и не въезжаешь. У тебя еще все впереди. Ты кем на этом свете числишься?